Тенгри-Берди-оглан, захваченный в сражении и принимавший участие в [той] охоте, увидев [сего] раба, узнал и подробно рассказал [шаху] о сражении при [Банд-и] Маудуд. Светлейший наместник, закусив палец удивления, изумился и одобрил [мой поступок]. До прибытия в Мешхед в течение пяти дней [шах] пожаловал великому малику и [его] рабам полное{640} одеяние. В тот день, когда мы въехали в священный Мешхед и удостоились чести совершить поклонение, светлейший наместник устроил в саду Мешхеда, который служил местом жительства ‘Абд ал-Му’мин-хана, празднование последней перед Наурузом среды{641}. В конце того дня [ко мне] вновь вернулась лихорадка, которая было оставила меня. Августейший наместник выехал в сторону Радкана{642} охотиться на горлиц, поручив врачу Камал ад-Дину Хусайну Казвини осведомляться в священном Мешхеде о состоянии здоровья [сего] раба. Великого малика и Малика Махмуди [шах] увез с собой. Десять дней спустя, когда я немного поправился, [в Мешхед] вернулся из высокой ставки правитель Мешхеда, Будак-хан Чигини{643}. Светлейший наместник прислал [с ним] для [сего] раба почетный халат и указ о том, чтобы я съездил в Кандахар и привез [оттуда] в Мешхед жену и своих людей, а также всех систанцев. В соответствии с высочайшим указом [сей] раб приехал из Мешхеда в Герат. В Герате провел несколько дней и оттуда выехал в Кандахар. Попутчиком [сего] бедняка в той поездке был мавлана ‘Абд ал-’Азиз. Когда прибыли в Кандахар, [оказалось], что все малики больны и разбрелись [кто куда]. Я залез в долги и приложил много стараний для их отправки в Систан, снабдив оружием. В Кандахаре [сей раб] провел еще шесть месяцев у Шахбек-хана. Шах, защитник веры, увез великого малика и Малика Махмуди с охоты в Астарабад, Мазандаран и Гилян, а оттуда в Казвин, объехал [с ними] города [Персидского] Ирака. Поскольку до приезда [великого] малика в высокую ставку управление Систаном в дополнение к Кирману /406/ шах отдал Гандж-’Али-хану, ждали, что Гандж-’Али-хан пришлет ключи от крепостей (так!). Когда Гандж-’Али-хан вступил в Систан и овладел крепостью Кал’а-йи Фатх, стрелки Тракуна отказались сдать [свою] крепость. Малик Шах-Хусайн сын Малика Шах-’Али и Мирза Мухаммад-Заман выехали в упомянутую крепость, привезли туда Гандж-’Али-хана и передали ему эту крепость во владение. Когда поступили ключи от [других] крепостей [Систана,] [когда] пришел доклад Гандж-’Али-хана о покорности систанцев и разорении Систана, [шах] передал Систан великому малику и [остальным] уважаемым маликам{644}. Были составлены указы, подлежащие обязательному исполнению. Копию указов переслали [сему] рабу в Кандахар с Хан-Ахмад-ака. [Сей] раб, в свою очередь, собрал в одно место пять-шесть тысяч [систанских] семей и ожидал вестей. Когда приехал Хан-Ахмад, мулазим великого малика, и привез письма и бумаги, мы двинулись в путь из Кандахара и приехали в Систан с тем многочисленным сборищем. 1 мухаррама 1007/4 августа 1598 г. вступили в Кал’а-йи Фатх, а через несколько дней откочевали оттуда в Бар-и Зирих [и] в Джалалабад, местность, подвластную Чунг-и Марган. Гарем и [остальные] люди великого малика остались в [Кандахаре]. [Сей] раб и родственники разместились в своих наследственных домах в Джарунаке. Систан вновь закрепился за [местными] маликами. Когда прошли с этой даты четыре месяца, приехал Малик Махмуди с отрядом гази, ставших его нукарами. Эмиры Систана, как, например, Амир Махмуд, Амир Мухаммад, Амир Саййид-’Али, Амир Мухаммад-Касим из рода Йаран-и Аййуб, Амир Мухаммад-Му’мин, Амир Максуд и другие, которые являются давними соседями маликов, пришли на службу и выразили искреннюю привязанность. Накибы Зириха, военачальники Сархадда и все марзбаны Систана в соответствии с древним обычаем надели себе на шею ярмо служения и покорности, но не согласились [признать за собой] вину.