В это время светлейший наместник передал область Мекран, которая всегда входила в состав провинции Нимруз, Шахвирди-султану, курду [из рода] Махмуди{674}, чтобы тот покорил эту провинцию. Малик выехал в Мекран для захвата Джалка и Дизака и их пределов, с тем чтобы включить их в состав пограничного района Систана. Несмотря на то что после возвращения [сего раба] из Мекки все еще не сдуло пыль огорчения с зеркала души [великого] малика, он предложил [мне] принять участие в той поездке. [Сей] раб в соответствии с предложением Амира Камал ад-Дина Хусайна Табаки и группы близких друзей догнал малика в селении Шайхланг, [но] чувствовал себя в том походе отвратительно. Хотя малик оказывал [мне] всяческое внимание, однако внутренняя чистота излучала свет на внешний облик. Всякий раз, когда что-нибудь случалось, обида, огорчение вспыхивали с новой силой. В том походе были налицо предпосылки для неудовольствия. Внешнее согласие достигалось тем, что [сей] раб держал в месяце раджабе пост и не посягал на чужую собственность. Малик тоже придерживался этого правила и заявлял: «Поскольку такой-то держит пост, мы согласны с ним». Однако [на деле] проявлялось невнимание. На второй день обложения крепости Дизак Малик Мухаммад сын Малика Кубада и [сей] раб вошли в крепость. Амир Мукрам сын Амира Шамс ад-Дина Мухаммада, военачальник Мекрана, выказал полное смирение и повиновался. Так как взять крепость не удавалось, а возвращаться, не достигнув цели, великий малик считал неблагородным, в надежде /413/ на улучшение взаимных отношений, несмотря на то что систанцы и жители пограничного района Сархадд [стояли] близко друг к другу и с обеих сторон сверкал огонь [выстрелов] из мушкетов, застилавший звезды, мы запретили обеим сторонам стрелять из мушкетов. Выехав из крепости, мы удостоились чести [иметь] беседу [с великим маликом]. Малик был очень доволен. Некоторое время спустя [к нему] пришла группа клеветников, и [малик] изменил свое решение. Во время вечерней молитвы разгорелось сражение. [Сей] раб отказался [участвовать в нем]. Битва продолжалась еще три дня. Затем малик согласился на перемирие, прислал к [сему] рабу Малика Мухаммада и заявил о своем решении [заключить] мир. [Сей раб] вновь поехал в крепость, несмотря на вероломство малика, и укрепил основу для перемирия. В конце того дня малик сам сел на коня и приехал в крепость, Амир Мухаммад, который был способен на любое дело, дабы исполнить свой долг, преподнес [малику] свое имущество, свою семью, жену и имущество крепости. Малик пожаловал ему почетное платье и уехал из крепости. Два дня спустя он выехал в Сархадд. В течение двух-трех дней разъезжал по Сархадду. 15 ша’бана 1018/13 ноября 1609 г., соответствующего году Курицы{675}, вступил в Систан. Через несколько дней [сей] раб выехал в Фарах с целью отторжения поместий Фараха, принадлежавших [сему] рабу и Мухаммад-Му’мину. Еще до отъезда в Фарах [великий] малик приказал приготовить все необходимое для поездки [сего] раба в [Персидский] Ирак. Он приказывал: «Скорее возвращайтесь, и мы пошлем вас на службу к светлейшему наместнику!» [Сей] раб выехал в Фарах. После отчаянных споров отторг [свои] поместья. В то время я почувствовал небольшое недомогание и решил задержаться [в Фарахе] на несколько дней, привести в порядок [свои] владения и [подождать, пока] поправлюсь.
Между тем пришло любезное письмо малика, [в котором] он заверял [сего] раба: «Мы бесконечно ждем вас, чтобы послать в высокую ставку. Немедленно выезжайте». [Сей] раб тот талисман от боли разлуки сделал талисманом, охраняющим жизнь, пренебрегая [своими] делами в Фарахе, выехал в Систан. Когда я приехал в Систан, [малик] делал вид, будто не замечает [меня]. Данное обстоятельство явилось поводом для еще большего разъединения [наших] сердец: ведь то, что я оставил /414/ свои дела в Фарахе [не приведенными в порядок], нанесло огромный ущерб. Отмена поездки в высокую ставку свидетельствовала об отсутствии доверия. Это обстоятельство сразу опрокинуло здание [моего] терпения и выдержки. [Сей раб] стал собираться в замечательную поездку в святой Мешхед. Простившись с навваб маликом, я отправился в путь. Когда доехал до Исфизара, правитель областей Хорасана, верховный эмир Хусайн-хан шамлу, прислал одного из своих мулазимов. С ним он передал письмо с приглашением приехать в Герат. В [мои] намерения входило отослать жену и своих людей через Гурийан в святой Мешхед, а самому отправиться в Герат. [После получения письма] я изменил свое намерение и выехал в Герат со всеми своими людьми. Столько добра и ласки явил ко мне высокого достоинства хан, что не описать пером даже самую малость. До трех месяцев я ждал, что, быть может, малик пришлет кого-нибудь из родственников и примет решение о том, чтобы более не возлагать на [сего] бедняка мирских дел и не подвергать наказанию. [Сей] бедняк выедет в святой Мешхед и после совершения паломничества в те места вернется на свою родину. Поскольку этого не случилось, высокого достоинства хан доложил о делах [сего] раба престолу халифского достоинства. Через сорок дней Шатир-Риза, мулазим [Хусайн-хана], который специально выезжал по этому делу, привез для [сего] раба грамоту о поощрении. Навваб Хусайн-хану [шах] написал особое письмо: «Если ссора [между] великим маликом и Маликом Шах-Хусайном [произошла] из-за мирской мишуры, что всегда является причиной ссоры братьев и других родственников, ты, глава Хорасана, уладь это дело так, чтобы удовлетворить Малика Шах-Хусайна. Если он желает обосноваться в Герате, постарайся должным образом угодить ему. Мы тоже подумаем, что [можно] сделать для него. Если же [Малик Шах-Хусайн] желает в настоящее время служить августейшему [шаху], отправь его достойным образом к августейшему престолу».