[Сей] раб собрался выехать из Казвина в священный Мешхед, когда срочный курьер доставил письмо мустауфи ал-мамалика [с просьбой] задержаться на несколько дней в Казвине. Вскоре он пожаловал и сам. [Сей] раб удостоился шахских почестей. Оттуда приехал в священный Мешхед и сподобился чести посетить [гробницу]. Три месяца томился в ожидании августейшей свиты. В том году свита светлейшего [шаха] так и не приехала из пограничного района{681} в Мешхед. По приказу [шаха] Хусайн-хан увез [сего] раба в Герат. В Герате я оставался еще шесть месяцев и [все] ждал прибытия в священный Мешхед высокого лагеря. Когда убедился, что августейшая свита не приехала в Мешхед, выехал в Фарах, чтобы привести в порядок [свои] дела там.
В это время светлейший наместник пожаловал в священный Мешхед{682}. Эмирам Хорасана было указано на необходимость в том достойном уважения месте почтить [шаха] целованием [его] ног. [Шах] оставался в городе не более трех дней и выехал в пограничный район. [Сей] раб, услыхав это известие, прибыл из Фараха в Герат. В Гурийане присоединился к лагерю навваб [Хусайн]-хана, [когда] тот возвращался [в Герат]. Хан увез [сего] раба в Герат. Дела [сего] раба остались нерешенными. В Герате я провел еще шесть месяцев. [Затем] увез своих людей из Герата в Фарах.
В это время [сему] рабу от высокого шахского порога прибыли почетное платье и грамота о снискании расположения, отправленные с саййидом и покровителем вазиров Амиром Саййид-’Али. После пяти месяцев проживания в Фарахе 17 ша’бана 1022/ 2 октября 1613 г. [сей раб] уехал в [Персидский] Ирак. Малик с той даты, когда был отпущен [шахом] из Тебриза, находился в Систане. Через год он отправился в мусульманский хаджж. Вернувшись благополучно и в полном здравии из величайшего паломничества, приехал в Ирак и удостоился в Исфахане чести целовать прах у порога светлейшего наместника. По [его] прибытии [шах] из пиалы милосердия смыл с чела пыль лицемерия, ввел в краску лицо чрезмерных желаний [малика]. /417/ Пока августейшая свита была в Исфахане, малик находился на службе светлейшего [шаха]. Когда августейшее войско выступило в поход в Грузию{683}, малик был отпущен в Систан. В Рибат-и Пушт-и Бадам{684} [сей] раб услыхал известие о походе войска властелина мира в Грузию и отъезде малика в Систан. Так как высокое войско двинулось в Грузию, [сей раб] отказался от намерения ехать в Исфахан и через Дашт-и Бийа-банак{685} выехал в направлении Кашана. Когда прибыл в Кашан, [оказалось, что] августейшее войско уже отбыло в Казвин. Когда я приехал в Казвин, августейшее войско ушло и оттуда. Одним словом, на берегу Кабри-Чай{686} вблизи [границ] Грузии [сей раб] догнал [шахское] войско и был удостоен чести целовать [шахский] ковер. За девять месяцев [сей раб] в свите светлейшего [шаха] объехал все дороги и края Кахетии и Картли и другие города Грузии. 15 ша’бана 1023/20 сентября 1614 г.{687} [сего] раба послали увещевать маликов Киджа и Мекрана и вывезти их [оттуда].
По высочайшему приказу [сей раб] поспешил в те края. После многочисленных трудностей, перенеся разные болезни, вывез из Киджа тех людей вместе с их маликом и их эмиром, Амиром Мухаммадом-старшим и остальными эмирами и привез их в пограничный район Систана. [Однако] они, следуя дурным советам обманщиков, вернулись назад. [Сей] раб спешно выехал в Исфахан и доложил правду о бесстыдстве малика и эмира Мекрана. Августейший наместник по истощенному виду и изменившейся внешности [догадался] о перенесенных в тех краях болезнях, расспросил [сего] раба о самочувствии и обещал, утешая, передать мне управление теми краями. [Шах] сказал: «Побудь несколько дней в Исфахане, наберись сил и приезжай в Мазандаран. Там мы решим твои дела». Светлейший наместник выехал в Мазандаран. Через сорок дней [сей] раб выехал в Мазандаран. В тот самый день, как он прибыл на высочайшую службу в Ашраф{688}, [шах] пожаловал [сему] рабу Кидж, Дизак и Джалк. Были написаны [соответствующие] приказы{689}.
/418/ В это время пришло известие об отваге Тахмурас-хана Гурджи и поражении ‘Али-кули-хана, который сидел в том пограничном районе от имени светлейшего наместника{690}. От этого известия никто не мог ничего делать. Все высокопоставленные лица побудили [сего] бедняка к отъезду в высокий лагерь, и я сопровождал [шаха] в том походе. Были завоеваны все области — владения Тахмураса{691}. В руки благочестивых борцов за веру попало около 200 тыс. пленных грузин{692}. Почти тридцать тысяч безбожников пали от не знающего пощады меча. Еще не успели покинуть просторы Грузии, как до слуха светлейшего [шаха] дошло известие о появлении Мухаммад-паши, владетеля Арзрума{693}. [Шах] поспешил из Грузии по тифлисской дороге к летовьям Чухур Са’да{694}. Два месяца он находился в Ишик-Майдани, Агриче, на берегу озера Гукча и в Акмискале{695}. Когда кони борцов за веру набрались сил, [шах] выступил в поход против турок, которые уже достигли окрестностей Ереванской крепости. Хотя войско противника насчитывало триста тысяч конников, а воинов победоносного войска было тридцать тысяч, из них боеспособных — не более двенадцати тысяч, четыре месяца они кружили вокруг турок, словно голодные волки вокруг отары овец без пастуха. За это время погибли шестьдесят тысяч турок от рук борцов за веру и во время атак на крепость. Еще сорок тысяч умерли от [разных] заболеваний. Настал [праздник] каним куни, который приходится на 13 ‘акраба{696}. В соответствии со своими законами они, не достигнув цели, откочевали. Утром люди высокой ставки по высочайшему приказу присоединились к войскам Имам-кули-хана{697}, Карчикай-бека, главнокомандующего{698}, Гандж ‘Али-хана, Кара-Хасана и других эмиров. Мы преследовали противника семь переходов. Августейший наместник приехал в Ереванскую крепость своей собственной особой. Амиру Гуна-хану [шах] присвоил обращение «Сару аслани»{699}. Амиру Фаттаху, минбаши из Исфахана{700}, [шах] оказал бесчисленные милости. Ахмад-султана Мичаки удостоил должности эмира Туршиза{701}. Муллазаде Бафки{702} и ряд уважаемых людей, которые проявили особое рвение в осаде и [взятии] крепости, [шах] одарил ценными подарками. Укрепив крепость, по дороге через Урдубад и ‘Али-дарраси прибыли в Баргушад и Карабаг{703} и /419/ разбили палатки на зимовье в Даники, местности, подвластной Ширвану. Ту зиму [сей] раб провел там. Поскольку [все время] я видел тревожные сны, получив разрешение, выехал в Фарах. Когда приехал в Дамган{704}, туда прибыл старый слуга [сего] раба Амир Махмуд сын Амира Ахмада Систани и сообщил о смерти сына Малика Махмуди, Малика Гийас ад-Дина{705}, и кончине дочери Малика Абу Исхака, матери Мухаммад-Му’мина. При этих вестях тревога [сего] бедняка усилилась. Спешно приехал [в Мешхед] и был почтен посещением [святых мест] Мешхеда. Оттуда приехал в Гурийан и там удостоился встречи с высокостепенным, мудрым, как Асаф, Джалал ад-Дином Акбаром, настоящим другом [сего] раба{706}. Оттуда выехал в Герат, где сподобился встречи с верховным эмиром [Хорасана]{707}, навваб Исма’ил-ханом и навваб Хан-и ‘Аламом, послом Нур ад-Дина Джихангира, направлявшимся к светлейшему наместнику{708}. Был я рад встрече с лучшим из саййидов и вазиров Амиром Саййидом-’Али, проповедником, не разлучаясь с его благородием, его первосвященством шайх ал-исламом Шайх-Хусайном, который был настоящим другом и бесспорным властелином [сего] раба. В итоге боль от мирских страданий успокоилась. Из [Герата] сей раб приехал в Фарах, увиделся с обиженными родственниками покойной и со [своим] сыном, Мухаммад-Му’мином, и старался утешить несчастных; заплатил общую сумму всех долгов, [скопившихся] за пять лет изгнания. [Можно] было ожидать, что за пятилетние труды на долю [сего раба] выпадут хотя бы несколько спокойных дней. Вопреки чаяниям постоянно, днем и ночью, осенью и весной, [на сего раба] со всех сторон сыпались оскорбления и упреки родственников «великодушного» хана Исма’ ил-хана, маликов Фараха, задушевных друзей и старых врагов. В ответ [сей раб лишь] благодарил Аллаха и пророка Мухаммеда за благодеяния.