1 рамазана/9 июля [1622 г.] в той местности у сего бедняка заболел желудок и наступило общее недомогание. При содействии Аллаха сегодня, в понедельник 8 рамазана/17 июля [1622 г.], меня немного отпустило. Поскольку [наша] цель в том, чтобы изложить обстоятельства [великого] малика и свои собственные дела, то неудобно отважиться на это в рассказе о победе над Кандахаром.
Одним словом, были покорены Заминдавар, Калат и другие местности, подвластные [Кандахару]. Афганцы и хазарейцы того царства отказались повиноваться и подчиниться. Чагатайские воины, проживающие в Заминдаваре, закрыли путь разговоров и отправили вперед человека к Йалангтуш-бахадуру — просить у него помощь. Йалангтуш-бахадур прислал письмо: «В такой-то день ночью я нападу на кызылбашей, Хусрау-султана Риги, Амира Хайдар-султана и эмиров, принимавших участие в осаде Заминдавара»{800}.
[В ответ] на расправу [Хусрау-султана] тюрки-чагатайцы из Заминдавара продолжали сражаться, даже выйдя из крепости. С ним сцепились люди пазики{801}. Произошла грандиозная битва. Были убиты почти тысяча воинов и их подданных. Остальные жители Кандахара, предместья и других крепостей отправились в Индию.
/446/ Поскольку об остальных событиях будет рассказано в [описании] каждого из путешествий, выпавших на [мою] долю по воле всемогущего Творца, нет смысла более этого продолжать рассказ в данном месте. Теперь в силу необходимости следует остановиться на событиях, имевших место после возвращения из похода на Кандахар.
В общем, когда стало ясно, что августейшая свита проследует в Герат дорогой через Гур{802}, когда знамена величия и славы прибыли в окрестности Кал’а-йи Муса, местность, подвластную Заминдавару{803}, у [сего] бедняка было легкое недомогание. Он склонялся к тому, чтобы ехать через Фарах. Во время послеполуденной молитвы отправился к мудрейшему и великому Миру Абу-л-Ма’али, вазир-и хасса и помощнику великого вазира, надежному хранителю тайн и доверенному лицу [шаха], и доложил ему, что [сей] бедняк едет в Фарах, чтобы привезти свою жену и своих людей из Фараха в Герат. Добродушный эмир пошел с [сим] рабом к светлейшему наместнику. [Через него] я доложил: «Ежели последует августейший приказ, я съезжу в Фарах и приеду в Герат со своей женой и своими людьми». Светлейший наместник [по свойственному ему] врожденному великодушию изволил отпустить [сего] раба. Я выехал в Фарах вместе с прибежищем саййидов и учености Мирзой Мухаммадом-Таки{804}. Приехав, за 15 дней закончил дела первой необходимости и выехал в Герат. Случилось так, что после отъезда [сего] бедняка в Фарах на следующую ночь на службу к светлейшему приехал малик ал-мулук Малик Джалал ад-Дин и заявил, что «Малик Шах-Хусайн [незаконно] завладел всеми поместьями Фараха. Право же [на владение] теми землями [принадлежит] нам и нашим родственникам».
Светлейший наместник, который говорил только справедливо, изволил сказать: «Зная [это], мы ради вашего спокойствия пресекли разговоры Малика Шах-Хусайна относительно взаимоотношений в Систане. Однако и вам не позволю говорить о его владениях в Фарахе».
Амир Валад-бек, участник собраний, с которыми [сей] раб был связан узами дружбы и имел общение, сказал: «Было бы удивительно, если бы высочайший наместник из справедливости пресек [Малику Шах-Хусайну] путь к разговорам относительно дохода с Систана в 5 тыс. туманов и позволил бы верховному малику [Систана] оспаривать у Малика Шах-Хусайна союргал на владение Фарахом, дающий доход в пять с половиной туманов! /447/ Было бы справедливым послушать его заслуживающие внимания речи о Систане и речи верховного малика о ”законных” [правах] на Фарах!»