ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Отъезд из Фараха в [Персидский] Ирак, [затем] волею Творца поход в Грузию, из Грузии — на побережье моря Синда и в Мекран; возвращение оттуда в Ирак, снова поездка по всему пограничному району и [всей] Грузии; переезд оттуда на летовья Азербайджана и возвращение в сторону Даники, подвластного Ширвану, оттуда отъезд в Фарах
Разве во власти идущих по пути согласия и покорности приостановить или отсрочить [течение] дел? Что могут сделать путешествующие по морям и суше для скорейшего достижения желаний [и] цели? В чем вина ныряльщиков в море мечты за [слишком] позднюю добычу желанной жемчужины? Какие могут быть сомнения у знатоков страны рабов Божьих в низком происхождении вероломной судьбы? Разве [испытывают] усталость от дальности пути те, кто домогается страстного желания? Разве испытывают утомление от хождения по улицам те, кто просит поминовения друга? Если цель сокрыта в пасти крокодила на дне моря, как помочь мне отыскать [ее]? Если же цель спрятана в кармане солнца, какой смысл гадать по зернам четок, чтобы достичь ее?
Короче говоря, 17 ша’бана 1022/2 октября 1613 г. [сей раб] выехал из Фараха в Исфахан. В течение десяти дней благословенного месяца рамазана он оставался в селении Тигаб, подвластном Каину{954}, в доме Мир Ни’маталлаха Разави{955}. Оттуда выехал в селение Хусф{956} к высокообразованному устаду мавлана Мухаммад-Шарифу Шу’уни{957} и провел два дня в присутствий упомянутого ахунда{958}, который в действительности был устадом и наставником [сего] раба. Указанное лицо провожало [сего] бедняка на протяжении нескольких фарсахов. Он распрощался, как будто зная, что другой встречи в этом мире не будет. Несколько дней спустя в Ирак пришла весть о кончине сего лучшего из мудрых.
В течение нескольких дней [сей раб] ехал переход за переходом по Табасской дороге, пока не показался Бийабанак{959}. Туда пришло известие о том, что его шахская светлость выехали из столичного города Исфахан в Наин, Купа и Ардистан{960} для охоты и что, возможно, доедут до Кашана. Узнав это, я направился в «Обитель правоверных»{961} [город] Кашан. Когда я приехал туда, августейшая свита отбыла в Казвин. Пробыв в Кашане несколько дней, [сей раб] тоже поспешил в Казвин. Стало известно, что сведущий шах собирается направить поводья своего гнедого в сторону Грузии. Я намеревался последовать за высочайшим станом, но заболел и задержался [в Казвине] на 15 дней. Немного окрепнув, выехал в «Обитель наставлений [на истинный путь]»{962} [город] Ардабиль и сподобился счастья посетить места погребения сефевидских шайхов, да будет над ними благословение и благоволение [Аллаха]! Оттуда по дороге на Арша{963} и по берегу реки Араке [сей раб] прибыл в Карабаг, из [Карабага] в Ганджу{964}. Переправившись через р. Куру и проехав несколько остановок, [сей раб] присоединился к победоносному лагерю на берегу р. Кабри-Чай{965} в относящейся к Грузии [местности] и удостоился счастья припасть к ногам его величества. Расспросив об обстоятельствах, [шах] изволил обласкать меня. Много раз он упомянул о том, что «служба каждого, кто даст согласие идти со мной на войну с неверными /502/ в Грузию, достойна похвалы и будет оценена [подобающим образом]». Как бы то ни было, во время этого похода
Поводом для [шахской] ласки послужило следующее обстоятельство. Правитель Кахетии Александр-хан, подвязавшись поясом покорности и повиновения пребывающему в раю шаху{966}, усердно служил. Когда его внук, Тахмурас, благодаря воспитанию и стараниям счастливого наместника стал обладателем короны и престола областей Кахетии{967}, он отступил от верноподданности. Заключив соглашение с правителем Картли Луарсаб-ханом, внуком Симон-хана{968}, они совместно заявили о неповиновении{969}. Святой обязанностью государя и делом чести мусульман было наказать безбожников.