/178/ Пребывание там затянулось на три месяца. Мирза отправил в Сарабан Тархан-бека, известного как Йадгар-султан{220}, с царским платьем и приказами о снискании расположения. [Тархан-бек] привез Малика Гийас ад-Дина Мухаммада в Систан. Благоустроив часть каналов на землях, оставшихся заброшенными и необработанными, он передал их вместе с их урожаем и всеми необходимыми орудиями для обработки Малику Гийас ад-Дину. День за днем создавались предпосылки для счастья и наслаждения жизнью. Невзгоды миновали. Все желания были удовлетворены, цели достигнуты. Дело дошло до того, что без ведома Малика Гийас ад-Дина, без его совета не давался ход ни одному серьезному делу, касающемуся денежных дел и собственности. Жил [Малик Гийас ад-Дин] постоянно в городе. Малик Мухаммад, Малик Махмуди и Шах-Абу-л-Хасан жили в местечке Махмудабад. Временами они приезжали в город на служение к мирзе и к своему уважаемому отцу. В 973/1565-66 г. [Малик Гийас-ад-Дин] женился на Биби Марйам-султан, дочери Амира Гийаса сына Амира ‘Абдаллаха. Она родила двух дочерей. 14 ша’бана 978/11 января 1571 г. родился пишущий эти строки. Желание уважаемого родителя состояло в том, чтобы назвать меня по имени своего брата Шах-Хусайном. Мирза возразил: «Мы назовем вашего сына именем ...[130]». Малик Гийас ад-Дин Мухаммад сказал: «Мое желание состоит в том, чтобы назвать этого сына по имени своего брата». Мирза очень учтиво ответствовал: «Мы также выражаем свое согласие с вами в этом. Вместе с тем совсем недавно были двое мирз Шах-Хусайнов: Мирза Шах-Хусайн Аргун{221}, отмеченный внешним и внутренним совершенством, и Мирза Шах-Хусайн{222}, вазир шаха, моего деда, тоже обладавший приятными свойствами. Мы наречем вашего сына Мирзой Шах-Хусайном, быть может, он в соответствии с именем станет человеком способным и одаренным!» В детстве по высочайшему повелению отец, братья и другие родственники называли [сего] раба этим именем. Сейчас тоже некоторые из знати, помнящие эту историю, обращаются /179/ ко мне по имени «Мирза Шах-Хусайн», другие зовут [меня] Малик Шах-Хусайн. В настоящее время [сей раб] известен под последним именем. Однако настоящее имя, которым нарекла [меня] мать, — Гулам-Хусайн. А история эта такова. Мать моя родом была не из Систана. [Выйдя замуж за моего отца], она родила подряд двух дочерей и не рассчитывала уже когда-нибудь родить сына. С отчаяния она сделала выкидыш. [Это снова была] девочка. [Когда она забеременела вновь], то, полагая, что на этот раз тоже будет девочка, решила на пятом месяце беременности изгнать плод. По [счастливой] случайности были дни траура по имаму Хусайну{223}. 5 мухаррама, когда она собралась осуществить свое намерение, из города приехала к ним в дом пожилая женщина. Узнав обстоятельства, она стала препятствовать и запретила это делать. Моя мать в ответ сказала, что зародыш уже уничтожен и носить его бесполезно. Женщина возразила: «Сейчас дни траура по Абу ‘Абдаллаху ал-Хусайну! Не делай этого! Воздержись от такого поступка! Быть может, благодаря чудотворной силе всеми почитаемого имама зародышу не причинен вред и родится сын, который будет в ряду верных рабов его». Мать, уверовав [в слова старухи], не стала делать глупость, молила о прощении и искала защиты у Бога, Божьего посланника и святого духа имама Хусайна. Упомянутого выше числа родился сей бедняк. Мать всегда обращалась ко мне по имени Гулам-Хусайн. Если я буду достоин, то смогу быть в числе [верных] псов у порога [имама Хусайна]. О счастье [бренного] мира и веры! О успех!
В конце концов верховного малика [Систана] стало неотвязно преследовать беспокойство о том, чтобы непременно посетить святые места Мекку и Медину. Он прилагал много стараний, однако [поездка] все откладывалась. Раз в году он отправлялся на поклонение имаму духов и людей{224} и вновь возвращался в Систан, пока наконец дни мирзы не подошли к концу. В Систане поднялась смута. Кончина шаха, защитника веры{225}, внесла в мир раскол. Систанцы, как об этом будет рассказано на своем месте, /180/ стремились к тому, чтобы власть в Систане осуществлял один из местных маликов. Они уговаривали Малика Исхака, но потеряли надежду [на его согласие]. Свои сокровенные мысли они изложили Малику Гийас ад-Дину Мухаммаду. Он запретил им это делать. Тогда они пошли к Малику 'Акибат Махмуду. Малик был за местное самоуправление, но не осмелился дать [положительный] ответ, пока в Систан не прибыл Джа'фар-султан{226}. Родитель сего раба, а [также] Малик Исхак, Малик Хайдар, Малик Махмуд и все эмиры Систана встречали его до [самого] Хауздара, а [затем] каждый под каким-либо предлогом вернулся назад. Мой отец сопровождал Джа’фар-султана до города. Малик Махмуд, охваченный дурным предчувствием, увез моих братьев, Малика Мухаммада и Малика Махмуди, в доме которых находились его сестры, вместе со своими людьми в леса Пушт-и Зириха. Это стало причиной еще большего огорчения Малика Гийас ад-Дина. Он переселился с семьей в город, где провел с Джа’фар-султаном шесть месяцев, не отказывая султану ни в чем, что имелось в собственности малика. [В том числе] он передал султану почти на триста туманов коней, ковров, материи и зерна. Когда же малик тяжко заболел, султан по собственной воле и желанию приехал [к нему] и предложил уехать в его родные места, сказав при этом: «Вам следует находиться среди своих сыновей и других родственников, ибо пришли старость и болезни. Не дай Бог, что-нибудь случится и родные не увидят вас!»