— Как будто не на Капитолии оптиматы убили Тиберия Гракха, — вмешался Минуций, который внимательно слушал рассказ Клодия. — Убили, несмотря на то, что он был в должности народного трибуна и обладал священной неприкосновенностью! А тут какой-то Антулий, простой ликтор, наемник! Он, может быть, не заслуживал смерти, но сам подал достаточный повод к расправе…
— О чем вы толкуете? — усмехнулся Клодий. — Опимий так или иначе нашел бы предлог, чтобы заставить сенат принять постановление о чрезвычайных консульских полномочиях. Что касается убийства Антулия, то сам я был свидетелем той комедии, которую Опимий на следующий день разыграл перед сенатской курией. Он специально нанял людей, чтобы они в разгар дня пронесли на носилках через весь Форум обнаженное тело Антулия, оглашая площадь горестными воплями и рыданиями. Когда носилки поравнялись с курией, Опимий, сделав вид, что он совершенно непричастен к этому представлению, вышел вместе с сенаторами на площадь, и все стали ужасаться, будто случилось великое и страшное несчастье. Из толпы стали раздаваться крики, призывающие к мщению. Другие требовали чрезвычайных мер по спасению республики. Но и сторонники Гракха не менее бурно протестовали против этого, что, конечно, не помешало Опимию убедить сенаторов принять постановление о вручении ему неограниченной власти для наведения в городе порядка. Опимий велел сенаторам вооружаться и, кроме того, оповестил всадников, чтобы на следующий день с рассветом каждый из них привел с собою двух вооруженных рабов, назначив местом сбора Капитолий. А Гракх и Фульвий, как только об этом стало известно, тоже призвали к себе рабов, обещая им свободу. Требаций по приказу Фульвия привел ночью на Форум вооруженный отряд, но на рассвете Опимий бросил на него своих тяжеловооруженных, а также наемных критских стрелков из лука. Наемники больше всего внесли смятения в ряды людей Требация. Спасаясь от их стрел, они отступили на Авентин, занятый сторонниками Гракха и Фульвия. Но поражение отряда Требация поколебало мужество многих из них, к тому же Опимий через своих глашатаев объявил о прощении тех, кто добровольно сложит оружие…
— Это было обманом, потому что оптиматы и безоружных резали, как баранов, — заметил Минуций.
— По истечении срока ультиматума, — продолжал Клодий, — Опимий двинул на Авентин все свои силы. Фульвий и Требаций сопротивлялись отчаянно. Но какое там! Фульвий был вскоре убит, а Гракх уже хотел покончить с собой прямо в храме Дианы, где он оставался с кучкой своих приверженцев. Однако верные его друзья Помпоний и Леторий вырвали у него из рук меч и уговорили бежать. Тогда Гракх, опустившись на колени, простер руки к статуе Дианы и молил ее о том, чтобы римский народ был наказан за неблагодарность и предательство вечным рабством, потому что народ явно изменил ему, как только было объявлено освобождение от наказания…
Клодий остановился, отпил вина из кубка и снова заговорил:
— Гракх при спуске с Авентина подвернул ногу и бежал, хромая. Помпоний же, увидев, что преследователи близко, остановился в Тригеминских воротах и крикнул Леторию, Гракху и его рабу Эвпору, чтобы они бежали дальше, а сам повернулся лицом к толпе преследователей и с мечом в руке некоторое время сдерживал их, пока не был убит. Тем временем беглецы уже были на Сублицийском мосту. Здесь Леторий, словно подражая Горацию Коклесу[224], вступил в бой с преследователями и, прежде чем его пронзили мечами, многих из них переранил, доблестно сражаясь…
— Луций Беллиен потом всем доказывал, — перебил публикана Вибий Либон, — всем доказывал, что именно от его руки пал Леторий и что сам он сбросил его тело с моста в Тибр…
— Что ж, Беллиен получил по заслугам, — сказал Минуций. — С какой стати нам оплакивать этого оптимата, руки которого обагрены кровью столь достойного гражданина…
— Ну что ты такое говоришь, — остановил гостя Волкаций. — Речь ведь идет о магистрате высокого ранга, убитом подлыми разбойниками…
— Скажи лучше бывшими римскими гражданами, — с жаром возразил Минуций, — жертвами произвола тех, кто отнял у нас свободу и правит нами, как им заблагорассудится, уже восемнадцать лет. Три тысячи человек перебито в один день только за то, что они хотели восстановить законную справедливость! А скольких осудил на изгнание неправедный суд? Лишенные родины и средств к существованию, эти несчастные вынуждены заниматься морским разбоем, но разве мы, римляне, испокон веков не занимаемся самым настоящим разбоем? Разве не грабежом добыты сокровища, которые мы видели вчера во время триумфа? Или сам Ромул не был царем разбойников?..
224