А вот побывайте хотя бы в том же конном манеже, поговорите о Василии с ветеранами спорта, среди которых неоднократные рекордсмены страны, и поймете, что о нем не вспоминают — его помнят! С душевной теплотой, по-доброму о бывшем командующем рассказывают прославленные хоккеисты, пловцы, мотогонщики, среди которых знаменитый футболист Николай Старостин, заслуженные мастера конного спорта Валентин Мишин, Сергей Маслов и простой коновод Ораз Мамралиев. «Добрый был, многим помогал…» — говорит Ораз.
Специалисты Лубянки рассуждали иначе: «Им были созданы команды: конноспортивная, хоккейная, мотоциклетная, конькобежная, велосипедная, баскетбольная, гимнастики, плаванья, водного поло и другие», — как уголовное деяние перечисляли они все, за что так искренне и бескорыстно болел Василий Сталин, и подсчитывали, сколько денег ушло на премии выдающимся спортсменам, какие звездочки присваивал им командующий авиацией округа. Интересно, попали ли в списки следователей тренеры хоккейной и футбольной команд Анатолий Тарасов, Всеволод Бобров, всемирно известные конькобежец Е. Гришин, велогонщик И. Ипполитов, гимнаст В. Тимошик?..
Для общего сальдо в приговоре по особо уголовному делу В. Сталина к тому забору в Куркино, надо полагать, были причислены и закупленные за рубежом гоночные мотоциклы, велосипеды, ну, понятно, кожаные мячи с резиновыми камерами для них и тапочки для спортсменов.
В охотничьем хозяйстве, созданном на месте заброшенного полигона, вместо снарядных гильз появилась всякая живность — на счеты всех! Куропатка — рупь пятьдесят, глухой тетерев — трешница… Всего-то два раза Василий охотился в тех краях. А это не важно. «Приговор окончательный и кассационному обжалованью не подлежит», — к сему Зайдин, Зейдин со Степановым.
Да, вот еще. В протоколе бериевых специалистов по допросам упоминается имя 18-кратной рекордсменки страны по плаванью Капитолины Васильевой. Ну, как бериевцы умели допрашивать, по делу адъютанта Полянского известно. Надо полагать, не случайны слова и Василия Сталина в заявлении Президиуму ЦК КПСС. «Если при первом следствии (Влодзимирский, Козлов) я путал следствие и заявлял, что моя подпись не будет действительна, т. к. не согласен с составленными протоколами, хотя и подписывал их, — признавался он, — то сейчас, при возобновлении следствия, за каждый подписанный протокол я несу ответственность головой… Поверьте, что нет строже суда, чем своя совесть… Дайте возможность доказать делом преданность Родине и народу». В этом исповедальном письме ни одного огорчительного слова о гражданской жене Василия — до конца его надежном и верном друге.
…Уже при Хрущеве сына Сталина упрятали в знаменитую Владимирскую тюрьму, где когда-то сидели отпетые уголовники. Содержали его тайно, под чужой фамилией, как в дикое средневековье опасных для трона людей. Во время встреч с близкими Василий утверждал, что никакого суда над ним не было — было судилище! «Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели, — вспоминала потом дочь Василия Иосифовича Надя. — В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а в другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но все бесполезно»…
А статью-то в Уголовном кодексе, конечно, отыскали и спустя два с лишним года пристроили к арестованному командующему. В приговоре, понятно, подвели итог денежных затрат на все те «металлоконструкции» ангаров, заборов, гусей да индюков для дачи, доставшейся от одного авиационного начальника, и охотничьего хозяйства — для любителей охоты. Я читал этот документ, и невольно в памяти всплывали такие истории былых лет — когда дичала рать партийной номенклатуры, — что Васино-то «злоупотребление служебным положением», словно наивная сказка о русском колобке.
Василия Сталина доставили в тюрьму 3 января 1956 года. Здесь ему предстояло отбыть 8 лет лишения свободы. Отбыть — это переделывать себя, исправляться в процессе трудовой деятельности. Годы войны, боевые маршруты сквозь огненные метели, воздушные схватки с противником, тысячи часов, проведенных сыном Сталина в небе, освоенные им истребители, штурмовики, бомбардировщики, связные и пассажирские самолеты — наши, трофейные немецкие машины и машины союзников — это не трудовая деятельность. Вот в тюремной мастерской покрути-ка сверлом — тогда ты уважаемый человек. И бывший генерал-лейтенант, командующий авиацией округа крутил — на сверлильном станке, на токарном. За половину января ему зачли 18 трудодней, в феврале — 45, в марте — 52, в апреле — 56.
Начальник тюрьмы вскоре в своем донесении о зэке Васильеве — сына Сталина во Владимирке скрывали под этой фамилией — писал: «В обращении с администрацией Васильев ведет себя вежливо, много читает… К нему два раза в месяц приезжала сестра Светлана»… Донесения в тюрьмах писали, понятно, не на всех. Сына Сталина, хотя и упрятали подальше от Кремля, но из виду не упускали. «Наш дорогой Никита Сергеевич» в 1955-м только еще начинил разбег — до «психушек» на святой Руси дело пока не дошло. Но понимая, что спортивные ангары, бассейны для олимпийцев, даже дача и хозяйство для охоты не объяснят заточения Василия на восемь долгих лет, опричники Лубянки приписали ему в приговоре этакий довесочек — как бы между прочим: «В. Сталин неоднократно высказывал резкое недовольство отдельными, проводимыми Партией и Советским правительством, мероприятиями… В. Сталин дошел и до прямых, явно антисоветских высказываний. Так, в присутствии Капелькина и Февралева В. Сталин высказывал свои намерения сделать иностранным корреспондентам или сотрудникам иностранного посольства клеветническое заявление, направленное на дискредитацию руководителей Партии и Советского правительства».
И наконец, еще, если мало покажется: «Антисоветская настроенность В. Сталина ярко выявилась и в том, что он в своем озлоблении допустил выпад террористического характера в отношении одного из руководителей Партии и Советского правительства».
Выламывали зубы на Лубянке Капелькину и Февралеву или они добровольно донесли на своего генерала — как он после смерти отца готов был сообщить людям нечто важное, что, еще и не высказанное, уже отнесли к разряду клеветы, — не суть важно. Презумпция невиновности, когда речь идет о троне, выдумка для дураков!
Надо обладать буйной фантазией, чтобы представить и «выпад террористического характера», который якобы допустил генерал Сталин «в отношении одного из руководителей Партии». Выпады были у майора Саблина, когда он повел восставший корабль в сторону «Авроры»; у бесстрашного старлея, который на встрече космонавтов палил в «одного из руководителей Партии», да промахнулся… Но чтобы так вот, походя, за одно слово — и статью в приговоре?..
За сыном Сталина следили. Когда уже заканчивался срок его заключения, Никита разыграл спектакль — со слезой. «При встрече и беседе Хрущев, — по свидетельству полковника И. П. Травникова, — кривя душой, положительно отозвался об отце Василия, даже говорил то, что произошла ошибка при аресте Василия»… Ма-аленькая такая ошибочка — на восемь лет тюрьмы, о чем Никита Сергеевич будто только что и узнал. У него это здорово получалось — работать под простака. Кто, заметим, на святой Руси обучен этому искусству, поднаторел в нем, считай, обеспечен местом под солнцем — весь электорат за таким валом валит…
Лишь два с половиной месяца пробыл Василий на свободе. Потом произошла дорожная авария, в которой пострадали две машины. Надя, дочь Василия Иосифовича, сидела тогда рядом с отцом, все хорошо видела и убеждена, что аварию подстроили специально. Так что пришлось зэку Васильеву отсидеть в тюрьме весь срок — от звонка до звонка.