Люди на флоте, что в начале ночи были [достаточно] утруждены — одни укладыванием своего багажа (fardagens), другие — приготовлением снастей своих кораблей, все еще были немного сонными, и когда узрели свет солнца, что простирало лучи свои по корпусам (arcas) их кораблей, начали будить друг друга, зовя [товарищей] по их именам, и затем принялись перекладывать свое оружие, проверяя его со всех сторон, не имело ли оно какого-нибудь изъяна. Другие ходили с инструментами в руках, взявшись за молотки, чтобы починить свои доспехи. Иные проверяли тесемки своих камзолов (giboes) [344], имели ли те ту крепость, что им надлежала. Иные вспоминали о своих грехах и ходили, разыскивая своих аббатов [исповедников], являя Богу великое раскаяние, что имели они в сердцах своих. Иные пробовали свое оружие, беря секиры и простирая руки свои в одну сторону и другую, дабы увидеть, не причиняется ли им неудобства в какой-либо части. Иные вытаскивали мечи из ножен и начинали потрясать (brandir) ими, проверяя, такой ли был у них клинок, какой им подобал.
— А-а, — говорили они, — добрый меч, ведь, когда Бог [того] захочет, сможешь ты рубить поверх панцирей (solhas) [345] и кольчуг! Сегодня же мы увидим, что сможешь содеять ты поверх плоти сих собак, что не могут стерпеть никакого [защитного] покрытия!
Иные открывали запоры своих сумок (carraduras das suas botas), в коих везли свои бисквиты, и угощали друзей своих лучшими кушаньями, что у них имелись.
— Поедим, — говорили они, — ибо может статься, что сей день есть наш последний, и коли Бог по милости своей оставит нас живыми, то после победы не будет у нас недостатка в пище.
Были там и такие, что уже приобрели цвет такой, какой смерть должна была придать им спустя немного времени. Иные же были столь радостны, что уже на лицах их проступало предчувствие победы.
Равно и мавры нисколько не бездельничали, ибо не переставали улучшать все вещи, кои, как они ощущали, могли послужить им для их защиты; и так они перебегали по тем стенам из одной стороны в другую, показывая, что никакой страх не нашел прибежища в их сердцах.
Но иная забота лежала на маврах-стариках и всех тех, кто ведал об объявлении тех знаков, о коих мы уже сказали: и одни занимались тем, что прятали свое добро, другие пребывали босыми в своих мечетях, с телами, простертыми пред реликвиями их пророков, прося милости у божественных добродетелей, дабы они пожелали привести то деяние к концу такому, чтобы город их не оказался сокрушен пред гневом того короля.
— О Боже! — говорили они. — И для чего же было основание такого города, чья знатность в краях Африканских имела венец, коли краса наших улиц должна окраситься нашею кровью? А ты, святой пророк Мафамед (Mafamede) [Магомет], что в доме Божьем имеешь второй престол, почему не откроешь очи божественного твоего величества и не взглянешь на нас, что живем по твоему правилу (deceplina), — не дай же нам таким образом подпасть под власть сих неверных, что в такой гордыне желают уничтожить твой закон. А коли ты ведал, что граду твоему суждено было стать домом христиан, — почему не раскрыл [того] нашим отцам, дабы они дали ему расселиться? Но ныне, когда кости их уже обратились в прах вокруг святых твоих мечетей, чьи стены они [отцы] воздвигли своими трудами, и нам ныне надлежит быть подле них, — ныне желаешь ты дать одобрение тому, чтобы мы отправились на поиски [новой отчизны] в чужие земли, стали бы на равных с теми (participar com aqueles em igualeza), кто по причине знатности нашего города жили у нас в подчинении! Воистину, божественное твое милосердие не даст одобрения на [то, чтобы пробил] час подобной жестокости, а коли величина грехов наших заставят тебя то одобрить, то услышишь ты наши стенания посреди града нашего, когда примем мы последние удары пред алтарями святых твоих мечетей, пролив кровь свою на могилы отцов наших, и когда будем мы там распростерты, ты примешь души наши, что изойдут из наших тел. А наши жены и дети, что избегут жестокости злого железа, обреченные на пленение, перейдут в края Испанские, где многие из наших родичей уже имели такое господство, и там внуки их будут влачить жалкую жизнь из-за нехватки небесной помощи, а более всего сила неволи заставит их отринуть твой закон, о чем ты среди всех прочих вещей должен будешь сожалеть более всего. Гляди же теперь, с каким состраданием сможешь выдержать ты все сии вещи; и что за польза была нам от того, чтобы хранить закон твой и следовать заповедям твоим, если в час столь неотложной необходимости не приходишь ты на помощь (nao acorres) к сему злополучному народу с небесною твоею помощью?
ГЛАВА LXIX
Как Король приказал приготовить галиот, в коем отправился дать указание всем капитанам флота о манере, коей им следовало держаться
Когда Король узрел, что солнце начало пригревать и что все его люди были заняты работами по приготовлениям и сборам (trabalho de se correger e perceber), он приказал снарядить галиот и поместился в него, хоть на тот момент и был более необходим [ему] отдых, чем труд, поскольку случилось так, что, желая подняться на свою галеру, когда она находилась с другой стороны Барбасоти, он поранил ногу. И по причине великих трудов и потому что рана оказалась немаленькою, было на той ноге большое воспаление, каковое с каждым днем делалось больше, и нет для болезни в подобных местах средства лучшего, нежели предаться покою. Со всем тем, однако, Король не явил тому никаких иных признаков, кроме того, что отказался носить ножные доспехи. И так, надев кольчугу, и с беретом на голове, и своим мечом на поясе проехал он по всем тем кораблям, давая указание каждому [из капитанов] о манере, коей им надлежало держаться; и при том он имел вид свой радостным, что всем показалось явным знаком победы.
И когда он говорил с теми капитанами, все прочие [люди] с кораблей выходили на борт, дабы послушать его слова, и не меньшее усилие прикладывали к тому, чтобы услышать их, нежели когда б ведали наверняка, что Бог посылал им ангела небесного, дабы их произнести.
— Все, — сказал он [Король], обращаясь к капитанам своего флота, — держитесь указания того, чтобы никто из вас не выходил на сушу [прежде], нежели узрите, что мой сын Инфант Дон Энрики занял берег, с той стороны, где он пребывает, держа, однако же, все ваши шлюпки приготовленными таким образом, чтобы с малою задержкой вы могли бы оказаться в том месте, где окажется Инфант.
И прибыв на галеру Инфанта Дона Энрики, он начал улыбаться и спросил, в какой точке находились его приготовления.
— В той, в какой вы зрите, сеньор, — ответил тот, — все стоит снаряженным и все ваши [люди] на местах (? — acerca dele) на борту своей галеры; и так же пребывают все прочие в сем флоте, что вы сюда направили.
— Вот видишь, — сказал Король, — не сказал ли я тебе, что еще до рассвета мой сын должен быть полностью готов, ибо в такое время как это он не замедлит утратить сон на протяжении всей ночи, не показывая своим видом, что это стоит ему труда. Так что, сын мой, — сказал он, обращаясь к Инфанту, — с благословением Божьим и моим, когда настанет час, ты уже знаешь, что тебе надлежит делать.
Как только тот благородный принц, обладатель стольких добродетелей, Инфант Дуарти, узрел своего отца вне галеры — ибо оба находились на одной в тот день, — то приказал принести свое оружие с намерением быть вместе с первыми в совершении того деяния; и, начав вооружаться, случилось ему получить малую рану в одну из рук.
— Воистину, сеньор, — сказали те, кто там находился, — недурно было бы вам избегнуть вашего выхода на сушу на этот день, ибо пролития сей крови стоит весьма опасаться, ведь то есть сигналы, что порой оборачиваются добром, если человек пожелает охранить себя чрез их предупреждение; так, говорят, поступил один римский консул, когда, будучи готов сражаться с Ганнибалом около города Таранто, чрез лицезрение подобного рода сигнала он избегнул своего выступления в тот день, вследствие чего спас жизнь свою и всего своего войска.
344
345