— А в какой точке — спросил Сала бен Сала — они находятся теперь?
— Вблизи Алмины, — ответил мавр.
И когда они пребывали в сих суждениях, явились многие иные мавры, сказавшие, что Алмина была захвачена.
— И не только находятся христиане в сей точке, — сказали те, — но и гонят наших пред собой как овец в направлении городских ворот!
— Кажется, — сказал Сала бен Сала, — что они [наши] не находят их столь легкими для поражения, как говорили прежде.
— Ибо они весьма обманулись, — ответил мавр, — относительно того железа, что христиане носят на себе: ведь они думали, что те не смогут в нем перемещаться (abalar), что [на деле] есть весьма супротив тому, поскольку они не менее прыгают и бегают, как если бы ходили покрытыми бумагою, без чего-либо еще.
— Теперь же, — сказал Сала бен Сала, — идите и дайте предупреждение всем, чтобы закрыли весьма крепко врата города и потрудились весьма хорошо защитить их с высоты стен, сколько смогут.
И когда он пребывал вот так, готовясь отправить тех [посланцев], явились иные, рвя на себе бороды и творя великие стенания (grande dу).
— Уже ни к чему никакое предупреждение относительно того, — сказали те [новоприбывшие], — ибо христиане уже в пределах города (dentro na cidade), и на подходе (sobrevкm) еще многие иные, и они избивают наших как если бы те были собаками!
И так же, как прибыли сии, продолжили прибывать (sobrechegaram) еще многие иные, что поведали те же самые новости и другие, гораздо худшие: ибо они сказали ему, что христиане уже рассеивались по улицам и учиняли среди мавров весьма великую погибель.
Сала бен Сала оборотил лицо в другую сторону, дабы скрыть силу слез, что бежали у него из очей, и поворотившись к ним [маврам], сказал:
— Поскольку злая моя и ваша доля повелевает, чтобы нам суждено было утратить нашу честь, и наши дома, и имущество, потрудитесь ради того, чтобы спасти ваши жизни наилучшим образом, каким сможете, поскольку богатствами, как мне представляется, вы едва ли сумеете воспользоваться. И так как к городу применили вы столь дурную защиту, я не представляю, как [теперь] можно охранить крепость.
Инфанты, и граф Барселуш, и бывшие с ними, оказавшись в пределах города, тотчас захватили одну небольшую высоту, что там есть, по совету Инфанта Дуарти, и то была насыпь, что образовалась там из куч испражнений (esterqueiras), по обычаю выбрасывавшихся туда из домов в течение долгого времени. И там они пробыли недолго, выжидая, чтобы прибыло больше людей, поскольку все еще находилось с ними не более тех пятисот, о коих мы уже сказали, поскольку город весьма велик, и было необходимо, чтобы те [войска] рассеялись по нему; и могло статься так, что они не подошли бы столь скоро, чтобы суметь нанести ущерб маврам прежде, чем те не закрыли бы врат.
Однако задержка не была слишком долгою, ибо люди с флота не выказали лености в своем выходе, и в краткое время собрались там многие иные. И Вашку Фернандиш ди Атаиди не почел себя удовлетворенным тем, чтобы войти чрез те ворота, чрез кои вошли Инфанты, и отделился с некоторыми из своих и равно с некоторыми иными из легкой пехоты (de pй) Гонсалу Ваша Котинью, своего дяди, и отправился, держась стены (por acarгo do muro) с наружной стороны к другим воротам, что были над теми, и начал их выламывать, и в сем подошли некоторые иные, что прибывали извне [с флота], и силою топоров и огня были те ворота сломаны окончательно.
Однако то не было завершено с легкостью, ибо вначале погибли там семь или восемь человек из тех, что не были столь добро вооружены, ибо мавров все еще было много поверх стен, и их прибавлялось там с каждым разом все более, поскольку они думали воспрепятствовать вступлению христиан силою камней и снарядов, что метали они сверху. Правда, было то великим обманом, в коем они пребывали, ибо хоть врата их и были [теперь] закрыты, достаточною была мощь христиан, чтобы их открыть, — так же, как Вашку Фернандиш [открыл] те [ворота], хоть и был ранен [при том], по каковой причине подобало ему остаться там до тех пор, пока не состоялось вступление.
Великим несчастьем, говорит автор, ознаменовался тот день, когда приключилась смерть столь доброго человека, ибо поистине был он фидалгу, в коем имелось множество достоинств, и равно был он весьма любим Королем и всеми его сыновьями, и в особенности Инфантом Доном Энрики, с коим он жил; и о том, как он [Вашку Фернандиш] пришел к своему концу, мы скажем в другом месте.
ГЛАВА LXXIV
О том, как Инфанты отбыли оттуда, и о суждениях, что Жуан Афонсу, ведор-да-фазенда, высказал им, когда добрался до них
Христос Иисус, наш Господь, был Тем, кому напрямую можем мы отдать честь сего деяния, — хоть люди, что на нем потрудились, и не останутся без весьма великой части почести. Среди коих Жуан Афонсу, ведор-да-фазенда [королевский управляющий], заслуживает своей доли, так как чрез него было подвигнуто столь святое и столь почетное дело.
И, таким образом, он получил весьма великую радость, когда ему сказали, что состоялось вступление в город, — и притом не потому что нашли его почивающим в тот час, когда ему принесли сии новости, но потому, что, напротив, он уже находился на пляже и начинал следовать путем первых.
И когда он достиг той небольшой высоты, где находились Инфанты, он поднял к ним свое лицо и сказал им:
— Ну что, сеньоры, достаточно ли почетными кажутся вам сии празднества для дня вашего посвящения в рыцарство? Что до меня, то мне представляется лучшим зреть вас там, где вы есть, нежели занимающихся делами (assentamentos) королевства в холодных присутственных залах (logeas) в Синтре!
И в то время как происходили сии дела, тяжеловооруженные воины (gente de armas) не переставали прибывать с каждым разом в большем числе.
И Гонсалу Ваш Котинью, обсуждая [ранее] в некоторых случаях ту армаду, сказал, что его весьма огорчало то, что вся слава того дня достанется легкой пехоте (homens de pe) по причине малого количества вооружения, что она несла, и что она будет более проворна (mais desenvoltos), нежели тяжеловооруженные воины; каковое слово не забылось Инфанту Дуарти, так что, узрев таким образом тех тяжеловооруженных воинов следующими вперед столь проворно, он сказал, обращаясь к Инфанту Дону Энрики:
— Представляется мне, брат, что не вся слава принадлежит сегодня легкой пехоте, как говорил Гонсалу Ваш!
И поскольку людей было уже много, приказал Инфант Дону Энрики по просьбе своего брата, чтобы все распределились по своим частям [города], ss. [scilicet, «а именно»], граф Дон Афонсу [Барселуш] по одной улице, и его [Инфанта Дона Энрики] знамя с частью тех людей — по другой, и Мартин Афонсу ди Мелу — по иной. И сказал Инфант Дуарти, что будет добро, коли они оба пойдут вдоль той стены на захват всех высот (altezas), кои смогут отыскать, дабы у мавров не было времени, чтобы занять их первыми для укрытия.
И, следуя таким образом, поскольку солнце было весьма жарко, а берег тот — труден для подъема, снял Инфант Дуарти часть своего вооружения, поскольку ощутил что было избыточным трудом нести его на себе, видя, что мавры были уже на пути к тому, чтобы оставить город. Однако Инфант Дон Энрики, поскольку шел все еще полностью вооруженным, не мог поспевать за ним, по каковой причине его брат выжидал дважды, до тех пор пока ему [Инфанту Дону Энрики] не оказалось необходимо снять большую часть своего вооружения, таким образом, что он остался ни с чем более, кроме как с одною лишь кольчугой.
Однако поскольку [ранее] мы говорили о суждениях, кои эшкудейру [высшие дворяне] Инфанта Дона Энрики высказали своему сеньору, когда он шел от Бараньего мыса, и об ответе, что он им дал, к вашему удовольствию будет узнать об исходе, что обрели они во исправление сказанного ими.
И было так, что когда они узрели Инфанта в шлюпке, вспомнив о том, что он сказал им, то весьма умножили свою поспешность; и, учитывая, что все не могли поместиться на сходнях, они пожелали уподобиться Инфанту, поместившись в одну шлюпку, и столько их оказалось там вместе, что она не смогла их выдержать, и затонула с ними. Однако угодно было Богу, чтобы вода там оказалась высотою с боевое копье, они же были все таким образом [тяжело] вооружены, и ни один из них не погиб.