Я сидел на лавочке, и меня пробирал озноб.
«Ну что? — взял я себя в руки. — Пора советоваться с Курулиным!»
Я нашел его на караване сидящим за своим покоробленным от дождей столом.
— Моя статья о тебе в газету! — Я кинул на стол перед ним второй экземпляр.
Курулин развернул вдвое сложенные листы. Я предсмертно замер, отодвинулся, чтобы не видеть, как он читает, и стал смотреть на Волгу. Она предзимне замедлилась, отяжелела. Лишь отдельные лысинки сияли среди лошадиных морщин. За какой-то день погода сломалась. Уже мерзли руки и обращенное к Волге лицо.
— Так а зачем я должен читать? — поглядев в бумаги и отставив их, спросил Курулин.
— А я прошу тебя почитать! — не сдержавшись, сказал я грубо.
Под скулами у Курулина завязались узлы и от них спустились белые шнуры морщин. Курулин двинул ко мне бумаги.
— Будет опубликовано — почитаю.
— Василий Павлович! — Я помахал перед его носом страницами. — Вы поняли, что это о вас?
— Я это понял, — сказал Курулин. — Заказать тебе разговор?
— Зачем?
— Позвонишь, скажешь, чтобы выбросили статью.
— Значит, не будешь читать?
— Нет.
— Почему?
— Если ты не уверен в своем уме или в своей смелости, так не печатай!
— В своей смелости я уверен.
— А в уме, значит, не очень?
— А ведь дело не шуточное... Вот это ты понимаешь?
— Да, — сказал Курулин.
— Ведь это всяко может обернуться.
— Так, милый мой! Вот телефон, звони! Пусть выбросят. На кой тебе мучиться?.. Тебя что, обязали вот это писать?!
— Я прошу тебя уделить мне пять минут и вот это прочесть!
— Я уж сказал тебе, что не буду.
— Но почему, почему?
— А ты подумай. И вот когда надумаешь, тогда мы с тобой об этом и поговорим.
— То есть ты из каких-то своих соображений не хочешь читать.
— Во! Точно. Из соображений.
— Ну, смотри... Было бы, как говорится, предложено...
Взбешенный, я пошел с каравана, но через несколько минут вернулся.
— С городом можешь связать?!
— «Река», милая... — сняв трубку, сказал Курулин, и через пару секунд я говорил с Пашей Коровиным.
— Замредактора просил вас позвонить ему, — тускло сказал Паша. — Локотков. Не забыли такого?
— Рад снова слышать ваш голос! — с холодным воодушевлением и некоторой насмешливостью сказал через минуту мне из Москвы Локотков. — Так, Алексей Владимирович, что же мне вам сказать? Честное слово, вы меня даже расстроили. Я уже третий раз перечитываю и все никак... Устроил отца в завком — краска яркая: видишь — ага, вот как он использует служебное положение. Но затем он отца выгоняет — и образ рушится. Кто он теперь — я не знаю. А бывший революционер, как его?., вот, Солодов!., он сам разве не знал, что получать одновременно пенсию и зарплату нельзя? Зачем же мы такого будем показывать? Что мы этим, Алексей Владимирович, хотим сказать?.. И потом Курулин, как это он самодеятельно строит этот кораблик? Такого же быть не может! Выгнал милицию... Котлован этот... Почему же его не сняли с работы? Вот, очевидно, как должен стоять вопрос. Давайте подождем, когда у нас в руках будет какое-то официальное постановление. Чтобы, вы понимаете... Договорились?
— Какое постановление, — сказал я сквозь зубы. — Зачем?
— Давайте говорить прямо, Алексей Владимирович. Вы для нас теперь человек посторонний. Критических статей вы никогда не писали. Почему вы выбрали объектом критики своего друга — это тоже как-то сомнительно... Да меня первого надо гнать отсюда в шею, если я позволю использовать популярнейшую советскую газету, орган... — для сведения личных счетов. Вы меня поняли, Алексей Владимирович? Извините! Вы знаете, как я к вам отношусь. Не обижайтесь, ладно? — сказал он со смешком. — Сами подумайте: а ну, возьмется за нас ваш Курулин, чем мы сможем от него защититься? Какие козыри против него будут у нас в запасе?
— Я чувствую, вас убедит только разрешающая виза самого Курулина, — сказал я очень внятно и медленно, как всегда в минуты бешенства став оцепенелоспокойным.
— Вот именно! — засмеялся Локотков.
— Даю ему трубку, —сказал я. И передал трубку Курулину.
Я представил, как гладкий белый лоб Локоткова покрывается корявой влагою пота.
— Не сводит он со мною счетов, — послушав, что там говорит ему Локотков, сказал Курулин. — Нет... Нет... Печатайте, — сказал он. Послушав еще и ухмыльнувшись, он передал мне трубку.
— Послушай, Локотков, — сказал я, — я массу сил угрохал, возясь с тобой, когда, лет десять назад, мне дали тебя на выучку. Так вот, я требую компенсации! Три раза ты мой материал прочитал, а четвертый, будь уж любезен так, — не читай. Уважь!.. И вот что: положи-ка ты его на стол главному редактору. Такая моя к тебе будет просьба. Все! — Я бросил трубку, ничего не чувствуя, кроме оскорбленности и холодного бешенства.