— Друзья мои! — крепко сказал Грошев. — Вы же никудышные профессионалы. Могу я вам об этом сказать?
В наступившей угрожающей тишине стало слышно, как стрекочут за стеной арифмометры. Инспектор регистра обменялся со мной растерянным взглядом, групповые механики внимательно уставились на Грошева.
— Вы составили и подписали ремонтные ведомости... — Грошев потряс пухлой пачкой сколотых машинописных листов. — А я прошел после вас по судам и нашел пропущенных вами дефектов еще на две такие ведомости. — Грошев вынул из внутреннего кармана пиджака и показал еще одну пачку машинописных листов. — Как же так?.. Вот, пожалуйста, «Волго-Балт» 310: неправильная регулировка топливной арматуры и как следствие — надрыв клапанов на картерных крышках. Почему же вы это не заметили?.. «Волго-Балт» 168: низкое давление масла. Вывод?.. Поплавлены мотылевые подшипники. «Волго-Балт» 801: сигнализация на главный двигатель барахлит. На 420-ом: колеблются обороты двигателя. Мой диагноз?.. Заедание в механизме регулятора топливных насосов. На 101-ом: неисправности ДАУ — дистанционного автоматизированного устройства, — пояснил Грошев в мою сторону. — На 214-ом: черный дым на выпуске. Диагноз?.. Двигатель перегружен, поскольку мал угол опережения подачи топлива... — Прервав чтение, Грошев кинул листы на длинный приставной стол, за которым сидели механики. — Прошу ознакомиться и жду вопросов.
Хлипкий, как подросток, засунув руки в карманы, он резко прошелся по кабинету. Механики, не трогая брошенные им бумаги, молча сидели с обеих сторон стола.
— Так ведомости-то уже подписаны главным инженером, — медленно сказал бас.
— Ну вы и формалисты! — изумился Грошев. — Наши суда уходят работать в заграничные воды! — Он остановился и потряс темной работяжьей рукой. — Что будет в случае поломки, какие санкции со стороны фирм, которые их фрахтуют, и какой для нашей страны конфуз! Я уж не говорю о валюте, на которую надо будет делать ремонт. И что будет с вами, которые выпустили такие суда в плавание, — это мне тоже не безразлично, поскольку я теперь ваш начальник, а если хотите, то на пару недель еще и главный инженер!
Даже я понимал, насколько все дико. Навязывать себе новые объемы работ, когда и с этими-то, выявленными службой группового механика, заводу не справиться, было просто каким-то фанфаронством, бессмысленным актом самоубийства. Чего добивался Грошев? И распаляющиеся, заскрипевшие стульями механики этого тоже, я видел, не могли уразуметь. Вспушили брошенные Грошевым листы, стали придирчиво въедаться в каждый пункт, что Грошева прямо-таки вдохновило.
— Я вас понял! — вскричал он, выкинув уличающую руку в сторону засомневавшегося в его диагностике. — А ну, айда все на пароход! — Он гневно повеселел и потирал руки от нетерпения.
Раздраженной недоброй толпой мы прошли мимо стола, за которым разговаривал по телефону Курулин, мимо «Миража», где едко дымила сварка и кричал на кого-то одетый в ватник Веревкин, и поднялись по трапу на теплоход. Еще совсем не старый человек, я, осматриваясь в машинном отделении современного судна, чувствовал себя бронтозавром. В самой крови моей остался тот наполненный чмоканьем масла и вздохами пара заводской цех, каким выглядело машинное отделение послевоенных пароходов. Под ногами блестящий стальной настил, верстаки по бортам, и над головой, сияя, ходит, будто кланяется, зеркальный толстый шатун. Теперь же машинное отделение напоминало, скорее, кухню у богатой и опрятной хозяйки. Белые шкафы, тумблеры, главный распределительный щит. А дальше проход во вторую такую же «кухню», где опять же белые панели — управление вспомогательным двигателем и генераторами. В этом сиянии линолеума, никеля, чистоты даже намека не было на мою смытую временем юношескую работу. Это меня отвлекло и опечалило, и я очнулся только, когда торжествующе захохотал Слава:
— Я бы рекомендовал не спорить со мной!
На втором, а затем на третьем судне механики оценили его собачью интуицию, его умение слухом видеть больные места машины, и когда мы сошли на берег, Грошев был для них уже Вячеслав Иванович, а я тоже шел почетно — впереди, с ним рядом: как Вячеслава Иваныча друг.
— Раз ты начальник, ты и обязан больше всех знать, — резко и громко говорил мне Грошев, нервно-весело поглядывая на поспевающих рядом с нами механиков. — А как еще я мог доказать, что больше их знаю? — Грошев резко показал на уважительно посапывающий справа и слева от него народ. — А теперь уважай!