— Чудаки украшают жизнь, — поглядев на переворачивающего шашлыки и пренебрегающего разговором о нем Имангельды, внушительно сказал Курулин. — Если им не мешать! — Он переждал смех и повернулся к Сашко. — Найдется у вас ставка разнорабочего? — И когда Сашко показал глазами, что да, поднял взгляд на меня. — Все?
Имангельды, оставив шашлыки, повернулся к нам своим узким, смуглым, оправленным в восточную бородку лицом и высокомерно сказал:
— Имангельды никогда не сказал: «Дай!» Имангельды привык говорить: «На!» — Презрительно отвернувшись, охотник не торопясь развернул все шампуры с розово-сочными кусочками нанизанного на них мяса и кружками лука, очевидно, пришел к выводу, что мудрость нам не по плечу и что придется объясниться на пошлом бытовом языке. — Зачем разнорабочий?! — сказал он. — Оазис через два дня забудешь. Разнорабочий туда, разнорабочий сюда! Имангельды так не хочет. Винтовка есть, капкан есть, баран есть — чего надо? А деньги платить будешь — гонять будешь. Время мое отнимешь. Придется бросить оазис. Зачем?.. Плохой дело задумал. Обманывать меня хочешь. Имангельды не хочет обман.
Имангельды помедлил, высокомерно глядя на нас, и снова взялся за шашлыки.
— Ну вот! — не желая унижать меня, неопределенно сказал Курулин.
— Отказывается от ставки-то! — не выдержал и, вскинув руку в сторону Имангельды, звонко сказал мне Сашко. — Это вам как?
— А это мне никак! Сначала дайте, а потом пусть отказывается. — Я вылез из кресла и сделал шаг прочь.
— Ушел! — гневно сказал Сашко.
Я вернулся.
— А если бы вас, назначая начальником экспедиции, оформили бы дворником? Вам бы вот это как?
Сидящие и полулежащие на матрацах неодобрительно посмотрели на меня и снова молча занялись своими тарелками.
— Давай-ка сядь! — приказал Курулин.
Я сел в кресло.
— Так я не понял, ты снимешь порочащие экспедицию Сашко и всех этих людей абзацы? — с улыбкой и еле ощутимой угрозой в голосе спросил Курулин.
— Конечно, нет.
Буровики и геологи оставили свои тарелки и посмотрели на меня, я бы сказал, с интересом.
— Слышь, друг! — угрожающе тихо сказал Иван, упершись в меня мутным взглядом маленьких медвежьих глаз и шевельнув бугристыми, лезущими из распашонки руками.
— Уступить надо! — почти неслышно бросил стоящий с пучком вилок и свешивающимся через руку полотенцем Мальвин.
— А почему вы не хотите вычеркнуть? — отбросив в сторону свое постоянное довольство, строго спросил Дмитрий Миронович, старший среди трех командированных из республиканского министерства экспертов, которых буровики прозвали «министрами». Вместо приятной ореховой лысины передо мной оказалось его младенчески полное построжавшее лицо.
— Вы понимаете, что вас просит уп-рав-ля-ю-щий? — скрипуче подпел ему второй из «министров» — Павел Евгеньевич, глядя на меня с неприязненным выражением на худом, желчном, желтом лице. — И о чем просит!.. О том, чтобы вы не совершали ошибки!
— Садик-то этот к экспедиции Сашко никакого отношения не имеет! — доброжелательно напомнил третий из «министров» — Семен Григорьевич. Сидя по-татарски на матраце, он примерил на свое подвижное морщинистое лицо клоуна разные маски, остановился на маске сожаления, сгруппировал соответствующим образом морщины и улыбнулся мне из этой маски страшного сожаления.
— В общем-то мы заслуживаем, скорее, благодарности, — обиженно сказал главный геолог экспедиции Володя Гурьянов. Как ребенок, он надул толстые губы и, подняв ко мне взгляд, сказал: — Кто ему раскопал родники? Это же мы помогли техникой! А ведь в плане экспедиции родников, как вы понимаете, нет!
— А действительно, Алексей Владимирович, — с мучительной улыбкой на ангельском, затуманенном недоумением лице, пошевелил черными руками Дима Французов. — Все по-доброму — и к вам, и к этому саду. А вы? — У него затряслись губы.
— О, боже! взглянув на Французова, сказала Ольга. — Скажите хоть что-нибудь, Имангельды!
— Не знаю, чего хочет! — резко откликнулся Имангельды. Он посмотрел на меня царственно и высокомерно.
— Он хочет, чтобы тебе за работу платили зарплату, — сказал Курулин. И покосился в сторону Сашко: — Придумать надо что-нибудь, Георгий Васильевич!
Я встал и пошел к вагончикам.
— Настоял! — сквозь зубы бросил мне вслед Сашко.
Я вернулся.
— У меня есть такая сомнительная, может, привычка — время от времени возвращаться к истокам. К тому, ради чего все делалось. Ради чего, собственно, ищете нефть. Я о мечтаниях революции говорю. И среди этих «ради чего» было, помните: «Превратим пустыни в сады!»?..Сначала не могли превратить — голодно было, бедно, индустриализация, война, быть бы живу, не до... — я заставил себя успокоиться. — В вашей смете есть такая цифра: шесть процентов на освоение и обустройство территории!.. Где ваше обустройство?.. Или, если угодно, — где эти деньги?