В комнате разом потемнело и ощущение непереносимого, до визга, до истерики ужаса хлынуло в комнату. Роман обернулся к окну. За стеклом, распахнув крылья, парила гигантская птица, а на ее спине, неподвижная, восседала черная фигура. Птица шевельнула крыльями и фигура вдруг оказалась у самого окна. Сквозь разом покрывшееся зябкой изморозью стекло Роман увидел узкий обруч золотой короны, окутанные плащом тьмы плечи – но между краем короны и плечами не было ничего! Пустота! Сквозь эту пустоту просматривались серые панельные башни на другой стороне проспекта. Но сама пустота глядела! Пристально, изучающе! Невидимые глаза шарили по комнате… Уперлись в Лизку…
Роман почти физически ощутил вспыхнувшее в них яростное пламя… Невидимые губы шевельнулись…
- Девочка, остановись! – прогудел мертвый голос, - Не смей касаться заклятья, или я унесу тебя в Дома Плача, за пределы всякой тьмы, где плоть твоя будет сожрана, и мы будем тебья немношко вьешать на длинни тонки верьёвка!
Перепуганная Лизка застыла без движения.
Черный всадник приподнялся в седле свое птицы и издал страшный крик. Оконное стекло вздулось – и лопнуло, обрызгивая комнату секущим веером осколков. Роман почувствовал тысячу мелких болезненных уколов…
Темная фигура ступила на подоконник, черная булава взметнулась над увенчанной короной невидимой головой, готовая обрушиться на Лизку. Другие темные фигуры поднялись над мебельной баррикадой…
Роман зло смахнул заливающую глаза кровь и подхватив стул, бросился к окну. И с разбега воткнул выставленные ножки точно в живот возвышающемуся на подоконнике назгулу… Величественный Черный Всадник совсем не величественно зашатался, нелепо взмахнул руками, стараясь удержать равновесие. Гигантская булава потянула его за собой…
И взметнув полами плаща тьмы назгул вывалился за окно. В задрожавшем воздухе послышался крик, перешедший в резкий вой, потом внизу глухое «ляп» тяжелого тела об асфальт – и по стенам дома прошло короткое содрогание.
- Казала ж я, писля самого першого разу кого замочить – як не фиг делать! - одобрительно крикнула Янка.
Роман скорчил обиженную гримасу:
- Я тебе что, хоббит какой, чтоб его замочить? Это ж главный назгул, его не может убить мужчина! – он припомнил толкиеновский текст и уточнил, - Да и женщине его лучше мочить чем-нибудь на длинной ручке.
- Ну, поки я за шваброю сбигаю, его дружки влезут, - резонно заметила Янка.
Увидевшие поражение своего предводителя назгулы разразились злобным утробным воем. Из складок темных плащей выметнулись сверкающие мечи. Глаза сверкнули из-под капюшонов…
Дыбя шерсть на загривке, клокочущая рыком Нёма припала на брюхо, готовая к прыжку…
Черные фигуры перевалили баррикаду…
Чертя воздух кончиком клинка, Рико шагнул к ним…
Назгулы вскинули мечи…
Навстречу выметнулись лезвия Янкиных когтей …
Скованная ужасом Лизка застыла без движения…
- Как там по тексту… - зло пробормотал Роман, - Во имя светлой владычицы Галадриель, хватай кубик, дура! – и Роман отвесил оцепеневшей девчонке крепкую затрещину.
Лизка судорожно дернулась, быстро присела на корточки и из спутанных волос мертвого математика Пал Демидыча выхватила последний кубик:
- А-да-хив! – выкрикнула она последнее слово жунжана в занавешенные капюшонами лица назгулов и… испуганно зажмурилась.
Сталь ударила в сталь. Меч Рико с жестяным хрустом разломился под клинками назгулов…
Мир содрогнулся! Затуманился, поплыл, плавно смещаясь куда-то… Замер, словно бы встав на невидимые, но единственно правильные рельсы. И вдруг резко, стремительно прояснился, возвращая себе четкость.
- Чтоб тебя! – вдруг досадливо фыркнул Роман, разбивая воцарившуюся тишину, и рассержено покосился на Лизку, - Это ты нынешней ночью окружающую действительность трясла! А я-то думал, у меня секс такой крутой был!
- Действительно, разочарование, - усмехнулся Рико, пряча клинок обратно в ножны.
Роман увидел, что руки у шефа дрожат.
Кроме их группы, в коридоре больше никого не было. Да и сам коридор уже не перегораживала развалившаяся баррикада. Шкафчик чинно стоял у стены, обувная тумба раскорячилась на положенном месте, да и выломанная дверь оказалась вполне благопристойно запертой, и окно в комнате – целым.