Припадая к бетону, словно вышедший на охоту волк, к нему ползла бичиха.
- Сволочь, что ж ты не предупредил! - с упреком бросил Роману охранник.
Даже несмотря на терзающую его боль Роману стало смешно. Ну да, чего ж ты не предупредил, чтоб я успел смотаться и оставить тебя ей на съедение – своеобразный парень, ей-богу, своеобразный.
Выламываясь нечеловечески угловатыми движениями, то и дело приникая к полу, бичиха неторопливо двинулась к охраннику.
Желтый глаз в алой сетке лопнувших капилляров проглянул сквозь метущие бетон плотные черные космы и пристально уставился на охранника. И было в этом остановившемся взгляде какая-то дикая и одновременно жалкая жажда – так обезумевшая от вынужденного воздержания алкашка глядит на полный стакан водки.
- Буксы-варру-варр… - прохрипело из глубин сального волосяного пучка, - …горят-рр-варр…
Охранник попятился:
- Ты… Пошла… Пошла отсюда, пьянь… Сама виновата… - он все шарил и шарил вокруг себя руками, словно надеясь нащупать канувшее в шахту лифта ружье.
В желтом глазу бичихе вспыхнуло неистовое торжество.
Охранник глухо вскрикнул и перескочив через лежащего Романа, рванул к лестнице, выбежал в проем, затопотал по ступенькам…
Бичиха сильным толчком подбросила тело в воздух, волна лютого смрада растеклась во все стороны, тварь исчезла.
И тут же шаги на лестнице загрохотали снова. Обезумивший от ужаса охранник ворвался в холл, а за ним, нетопырьими крыльями распластав полы старого драпового пальто, летела бичиха. Воздух стонал вокруг нее, окутывая синими искрами вихрящиеся пряди волос, а единственный глаз светился мутным белесым светом.
- Лети проспись! – сходя с ума от невыносимого ужаса орал охранник, - На халяву не наливаем!
Он слепо мчался вперед, прямо на лежащего Романа. Тот попытался откатиться в сторону… Связанные руки откликнулись острой, полосующей болью. Непослушная раненная нога тяжело и бессмысленно перекатывалась по полу, словно была не частью Романова тела, а посторонним мешком, привязанным к заднице.
С разбегу охранник зацепился за Романову ногу – за раненную, конечно. О-у, как больно!
Беглец попытался удержать равновесие…
И рухнул навзничь рядом с Романом.
Торжествующе шипя, бичиха зависла над ним, ее желтый глаз вращался, будто прожектор.
Охранник снова заорал, схватил Романа за плечи и… попытался втащить его на себя.
- Отвяжись… Ты не можешь… Я не такой… Вон пошла! – кричал охранник, буквально ввинчиваясь под беспомощно дергающегося Романа, - Отстань! Его ешь, он вкусный!
- Пусти, придурок, тут тебе не гастроном! – завопил Роман, пытаясь скатиться с охранника, но сомкнувшиеся на его плечах пальцы будто закаменели.
Парящая под потолком бичиха сложила полы пальто и… ринулась прямо на Романа. Широко распахнутый испитой глаз в путанице черных волос словно валился на него сверху. Застыл на мгновение у самого его лица… Сеть гнусно пахнущих сальных волос закрыла все вокруг… Роман снова закричал, слыша, как утончается, вязнет в этой паутине его крик. Мягкие, даже ласковые, омерзительно бескостные пальцы коснулись его…
Романа вырвали из рук охранника, как рассвирепевший до невменяемости взрослый выдирает игрушку из рук ребенка.
Стягивающий запястья ремень с глухим хлопком лопнул. Расчерченные оконными проемам бетонные стены сделали кульбит вокруг Романа, пол прыгнул ему навстречу. Многострадальная Романова голова с размаху приложилась о старый деревянный ящик. Гнилое дерево затрещало. И тут же Роман понял, что если человека часто и помногу бить по башке, даром это никак не пройдет.
Заполнявшую ящик тряпичную труху словно взрывом разнесло. Нечто маленькое, размером с куклу, в высоком прыжке взмыло над ящиком. Приземлилось прямо на Романа – на лицо ему плюхнулись крохотные девичьи ягодицы.
«Вот это, наверное, и есть тот самый «п@дец» - подумал Роман, - Прощайте, товарищи, молодой, подающий надежды сотрудник п@дой накрылся».
Существо оттолкнулось, и мелькая розовыми пятками, кроличьим скоком помчалось через холл – длинные ушки колыхались, белый пушистый хвостик кокетливо подергивался.
Стрелой оно пронеслось между отползающим охранником и наползающей на него бичихой. Воздух гостиничного холла распорол уже знакомый, вибрирующий, буравящий череп, невозможный крик.
Бичиху отшвырнуло прочь от охранника, с силой приложило о бетон…
Стена, у которой лежал Роман, содрогнулась.
Но Роман этого даже не почувствовал. Его и так трясло, казалось, башкой затолкали в розетку. Он раскрыл рот, чтобы не оглохнуть, и тоже заорал. Во всю глотку.