Колян стоял на кухне у раскрытого шкафчика – где же у нее кофе? – когда в голову так шарахнуло, что он, не сдержавшись, вскрикнул и присел от боли. Хватая раскрытым ртом воздух, как сомнамбула, добрел до спальни. Взял с тумбочки мобильник и набрал номер приемного покоя:
– Это лейтенант Варнаков из полиции. К вам вчера женщину положили в тяжелом состоянии, Веру Иванову. Как ее состояние?
– В какое время, укажите точнее.
– В девятом часу вечера.
– Минутку, сейчас посмотрю… так, есть такая. Пока в реанимации.
– С ней все в порядке, вы уверены? – Колян чувствовал очень неприятное, нервное беспокойство – так, что внутри потряхивало. Что там может трястись? Кишки, что ли? Давно он уже так не нервничал.
– Откуда я могу знать? – с раздражением произнесла сестра. – У меня указано – в реанимации, значит, в реанимации.
– А вы не могли бы проверить? Может быть, у дежурного врача спросить?
– Не могу. У нас сейчас пересменка начинается.
– А все-таки? Вам из полиции звонят, это важно.
– Ну и что, что из полиции? И вообще, откуда я знаю, кто вы такой? Приезжайте сюда и узнавайте. Мне некогда, мужчина, вы понимаете?
Пока Варнаков собирался с мыслями, раздались короткие гудки.
– Коля, сколько времени? – пробурчала, не отнимая голову от подушки, Маринка.
– Рано еще. Спи.
– А ты?
– Я на службу.
– А что матери сказать?
– Какой?
– Коля, ты что? Моей. – Маринка заворочалась и полуприсела, подтянув под спину подушку. – Ты что, ничего не помнишь? Ну ты даешь!
– А чего я должен помнить?
Он опустился рядом на кровать.
– Да я же тебе вчера рассказывала, – забубнила Маринка с полузакрытыми глазами. – Мать уборку делала и нечаянно папашину Библию уронила. Ну, она ее в шкаф засунула, после того как папаша пропал. А тут вещи перебирать стала и уронила эту Библию. А оттуда свернутый листок бумаги выпал. Представляешь, наш папаша что-то вроде предсмертной записки оставил… – Маринка, наконец, открыла один, желто-зеленый, как у кошки, глаз и нашла им Коляна. – Вспоминаешь?
– Смутно, – признался тот. Отец Маринки, Павел Карпенко, слесарь-сантехник без постоянного места работы и «белый» сталкер, пропал осенью прошлого года. Ушел из дома и не вернулся. Теперь Варнаков начал вспоминать, что Маринка ему и на самом деле вчера что-то рассказывала, еще в «Радианте». Но что именно? – Помню, но смутно. А что дальше-то?
– Ну вот, а я вчера старалась. Идиот ты, Колян.
– Ты расскажи сейчас, я исправлюсь. Только шустро, а то я опоздаю.
– Вечно у тебя шустро.
– Сегодня ночью тоже шустро было?
Он не удержался и засунул «знойной брюнетке» ладонь между неплотно сдвинутых колен.
– Нет, сегодня ночью было долго. Ай, дурак! Не лезь! – Варнаков не без сожаления отдернул руку. – Коля, я же серьезно про отца. Он записку оставил в Библии, понимаешь? Написал, что к нему приходили бандиты Роди Волчка. Гоша этот Куцый, ну ты его знаешь. И еще кто-то. Угрожали и требовали, чтобы он провел их к тайному месту.
– Какому еще тайному месту?
– Не знаю. Папаша так в записке указал, что, мол, требовали показать дорогу к тайному месту. Угрожали, если не согласится, то убьют всех. И его, и жену, и детей. Представляешь, и меня тоже. Вот сволочи!
Маринка с ожесточением почесала голову и добавила еще несколько непечатных слов.
– И папаша решил их проводить до этого места. Говорит, пишет в смысле, что решил показать этим заблудшим отрокам дорогу, чтобы отвести беду от своей горячо любимой семьи. А еще потому, что чувствует на себе тяжкий и несмываемый грех. Так и написал: тяжкий и несмываемый. И нет ему прощения. А внизу приписал, чтобы не искали его, если что с ним случится. А он всех любит и целует. И просит простить за все нанесенные обиды. Вот. Представляешь? Никогда не думала, что мой папаша может просить прощение за нанесенные обиды.
– Да, странная история, – сказал Варнаков. – А от меня-то ты чего хочешь?
– Как чего? Посоветоваться. Ты же в полиции работаешь. Мать просила с тобой посоветоваться. Может, эту записку в полицию отнести?
– Зачем?
– Как зачем? Ну ты совсем тупой после вчерашнего. Там же имена указаны: Родя Волчок и Гоша Куцый. Может, полиция дело заведет?
– Погоди. А ты Гошу давно видела?
– Я вообще его не видела. В смысле – с осени. А то бы я ему сейчас глаза выцарапала. Так что делать-то? Идти матери в полицию?
– Надо подумать, – сказал Варнаков. – Давай мы эту тему вечером перетрем.