Уже подпитый к тому времени Лев взял ситуацию в руки и, призвав «чоловика», сделал заказ наобум. Вскоре перед каждым стояла порция самого обычного «вонючего китайского окуня по-Хуаншаньски»». Пес ел молча, в то время как хозяин все больше налегал на пиво, кошара же начал плеваться и грозить что «лапы его больше не будет в этом «Мяо»» как он называл сие заведение.
В конце концов, подошла «точка невозврата» и Лев решил забирать зверье и убираться из шалмана, поскольку время начало слегка поджимать. Семейка, расплатившись, вышла наружу и Агнэсыч, поддерживаемый домочадцами заковылял к метро. По дороге им попался бомжик, бредущий навстречу очередному опохмелу. Увидев картину, состоящую из датого Агнэсыча поддерживаемого под руки котом и псом, он перекрестился и решил отменить рандеву с так сильно ждущим его коктейлем из «белой напополам с ягой». Троица же медленно ползла вдоль улицы, надеясь на все еще открытое метро.
Счастливо добраться!
Хроника 3
Лев Агнэсыч давно собирался за лыжами в коммуналку на Старорусской, в которой обитал в определенный момент жизни. Обитище находилось в добротном старом доходном доме купца Полежаева, банковавшего хлебом в начале двадцатой сентурии. Лев любил этот дом, ценил за историческую принадлежность и всегда вспоминал о нем с теплом в душе.
Решил он взять с собой и Кошура, благо у того в коммуналке кантовался корешок Фыня, проживавший в доме с незапамятных времен.
Выйти решили сосранья, ибо Агнэсыч любил нахаживать в гости по дню, к тому же намеревался он выпить пару колобашек «Спецухи» с бывшей соседкой Любкой, коия являлась юридической хозяйкой Фыни. Сурен предпочел пассивно отдыхать дома и страховать домочадцев на расстоянии.
В итоге, выдвинулись к обеду и на Старорусской оказались к часу дня. Любка встречала Агнэсыча как родного, на коммунальной кухне стояли «Оливье» и «Шуба», не хватало только алкоголя, так что баллоны Льва пришлись ко двору. Коты же тиранулись хвостами и убрались в угол кухни, начав задушевный разговор на старые темы. Любовь и Лев заговорили о повышении цен на коммунальные услуги, корили ЗакС и Вальку за неграмотный подход к такому ответственному мероприятию как уборка сосулей и сетовали под пиво на нонешнюю молодежь, ссавшую в подъездах и равнодушную к политической ситуации в Российской Федерации.
Тем временем Кошур с собеседником решили помянуть утопшего собрата, который нашел упокоение в промозглых водах Невы по милости некоего пьяного курсантика, одно время проживавшего в коммуналке и взъевшегося на дитя животного мира за несогласованные метки территории.
Решили по-старому обойтись валерианой имеющейся в аптечке Любви. Судя по объему успокаивающего средства, поминки легко могли легко перерасти в пьянку.
Неожиданно на кухне материализовался Чужой, также проживающий в Полежаевском и решивший сделать себе бутерброды из булки с хлебом. Увидев его, Лев вспомнил прежние обиды, так как раньше цеплялся с этим исчадием местных помоек по пьяному делу. На шум катающихся по зассанной его корешом кухне тел заглянул львовский питомец и мигом впрягся за хозяина, поцарапав сопливую мордасу неадекватного агрессора.
Чужой убрался в свою келью, шипя, что так это не оставит. Всё стихло и слегка ободранный, но бравый Агнэсыч решил прочитать Любови стихотворение, написанное его другом из Медвежки. Вот оно дословно:
Осеннее.
Над Охтой стелется туман по-утряни, на.
Живу я, простой пацан, в деревне Мурино.
Если хочешь отыскать, Тебе отвечу я –
Ты от метро иди-крути, налево-вправо, не гунди.
К мосту над Охтой выходи.
Увидишь дом, высокий дом, живу я в нём.
И всё путём, со мной соседи и друзья,
Осенняя мелодия…
Люба умилилась, и в глазах её появился старый как мир блеск. Но тут в квартиру ввалилась толстая узбечка со своим хахалем с колбасного, сводя весь интим на нет своими семимесячными сносями. Лев Агнэсыч пригорюнился и тут же дожрал пивной колобан залпом.
Раздался звонок в дверь – нарисовался Сурен, решивший сворачивать компанию домой. Подхватив лыжи с антресоли, сόбак зацепил никакого Кошура и напнул к выходу хозяина. Гремя креплениями, троица скатилась во двор и поковыляла к метро.