Еще десять минут восхождения и лавирования — и я расположился там, где мог обозревать ее конечную точку. Она изгибалась за широкий проход в горах и тянулась до самого края бездны. Там ее чернота сливалась с чернотой, заполнявшей эту пропасть, заметную теперь только благодаря тому факту, что сквозь нее не сияло никаких звезд.
Используя это ограничение для ее измерения, я получил впечатление, что она продолжалась и дальше, до темной возвышенности, вокруг которой плавали дымчатые полосы.
Я вытянулся на животе так, чтобы как можно меньше нарушать контуры низкого гребня для любых невидимых глаз, какие только могли глянуть сюда. Лежа там, я думал об открытости с этой стороны. Повреждение Лабиринта открывало Эмбер для такого доступа, и я считал, что мое проклятие послужило катализирующим элементом. Теперь я чувствовал, что это произошло бы и без меня, но я был уверен, что тоже сыграл свою роль. Вина все еще частично лежала на мне, хотя и не целиком на мне, как я некогда считал.
Тут я вспомнил об Эрике, когда он лежал, умирая, на Колвире. Он сказал, что как ни сильно он ненавидел меня, свое предсмертное проклятие он прибережет для врагов Эмбера.
Ирония судьбы. Мои усилия теперь были направлены к тому, чтобы хорошенько воспользоваться предсмертным пожеланием своего наименее любимого брата. Его проклятие для отмены моего проклятия, со мной в качестве посредника.
Однако, наверное, это вписывается в каком-то ином смысле.
Я поискал и был доволен, не обнаружив рядов пылающих всадников, шествующих или собирающихся на этой дороге. Если новый отряд налетчиков еще не выступил, Эмбер пока временно находился в безопасности.
Меня, однако, сразу же обеспокоило множество вещей. Главным образом то, что если время и в самом деле вело себя в этом месте столь странно, как указывало возможное происхождение Дары, то почему же не было новой атаки? У них, разумеется, имелось в избытке времени, чтобы оправиться и подготовиться к новому нападению. Что-то недавно произошло, по времени Эмбера, что-то, изменившее характер их стратегии. Если это так, то что? Мое оружие? Спасение Бранда или что-то еще?
Я гадал так же, насколько далеко выдвинуты аванпосты Бенедикта. Конечно, не так далеко, иначе меня уведомили бы. Бывал ли он когда-нибудь в этом месте?
Стоял ли кто-нибудь из других в недавние времена там, где только что стоял я, глядя на Двор Хаоса и зная что-то, чего не знал я? Я твердо решил расспросить на этот счет Бранда и Бенедикта, как только вернусь.
Все эти размышления привели меня к вопросу, как ведет себя время в случае со мной в тот момент? Лучше не проводить здесь времени больше, чем необходимо, решил я. Я просмотрел другие Карты, взятые со стола Дворкина. Хотя все они были интересными, я не был знаком ни с одной из изображенных сцен. Тогда я достал собственную Колоду и отыскал изображение Рэндома. Наверное, он и был тот, кто пытался недавно связаться со мной. Я поднял его Карту и вгляделся в нее.
Вскоре она поплыла у меня перед глазами и я увидел расплывчатый калейдоскоп образов с впечатлениями Рэндома посреди них. Движение и меняющиеся перспективы.
— Рэндом, — произнес я. — Это Корвин.
Я почувствовал его мозг, но от него не было никакого отклика.
Тут меня осенило, что он скакал через Отражения, и я сосредоточил все свое внимание на изменении содержимого окружающих его Отражений. Он не мог ответить, не потеряв контроля над Отражениями. Я закрыл Карту ладонью, прервав контакт.
Затем я вытащил Карту Жерара. Спустя несколько мгновений возник контакт. Я встал.
— Корвин, где ты? — спросил он.
— На конце света. Хочу вернуться домой.
— Давай.
Он протянул руку. Я поднял свою, ухватился за нее и шагнул вперед.
Мы находились на нижнем этаже дворца Эмбера в той гостиной, куда мы все перешли в вечер возвращения Бранда.
Казалось, было раннее утро. В камине горел огонь. Больше никого не было.
— Я пытался дозваться тебя раньше, — заметил он. — Бранд, я думаю, тоже. Но не могу сказать наверняка.
— Сколько я отсутствовал?
— Восемь дней.
— Рад, что я поторопился. Что произошло?
— Ничего неблагоприятного. Не знаю, чего хочет Бранд? Он все спрашивал тебя, а я не мог тебя дозваться. Наконец, я дал ему колоду и предложил самому посмотреть, не сможет ли он сделать лучше. Очевидно, он не смог.
— Меня отвлекали. И была сильная разница во времени.
Он кивнул:
— Я теперь избегаю его и когда он вне опасности. Он снова пребывает в одном из своих черных настроений и настаивает, что сам может о себе позаботиться. В этом он прав и оно к лучшему.
— Где он сейчас?
— Он вернулся в свои покои и был еще там, наверное, с час назад — предавался мрачным раздумьям.
— Он вообще выходил оттуда?
— Несколько коротких прогулок. Но последние несколько дней он сидел у себя.
— Полагаю, мне тогда лучше повидаться с ним. Что-нибудь слышно о Рэндоме?
— Да, — проронил он. — Несколько дней назад возвратился Бенедикт. Он сказал, что они нашли много нитей, ведущих к сыну Рэндома. Он помог проверить ему пару следов. Один повел дальше, но Бенедикт подумал, что ему лучше не удаляться слишком надолго от Эмбера при нынешнем положении, так что он предоставил Рэндому возможность продолжать поиск самостоятельно. Он вернулся, приобретя искусственную руку — прекрасный образчик работы мастера. С ней он может делать все, что мог делать раньше.
— В самом деле? — ухмыльнулся я. — Это кажется странно знакомым.
Он улыбнулся и кивнул:
— Он рассказал мне, что ты принес ее ему из Тир-на Ног-та. Фактически, он хочет как можно скорее поговорить с тобой о ней.
— Да уж, не сомневаюсь. Где он сейчас?
— На одном из аванпостов, установленных им вдоль черной дороги. Тебе придется добираться до него через Карту.
— Спасибо за информацию, — поблагодарил я. — Есть еще что-нибудь о Джулиане и Фионе?
Он покачал головой.
— Ладно, — буркнул я и повернулся к двери.
— Полагаю, я сперва пойду свижусь с Брандом, — продолжил я.
— Мне любопытно узнать, что именно ему надо.
— Я запомню это, Жерар.
Я покинул помещение и направился к лестнице.
7
Я постучал в дверь Бранда.
— Заходи, Корвин, — откликнулся он.
Я зашел, переступив порог, решив не спрашивать его, как он узнал, что это я.
Комната его была мрачным местом: горели свечи, несмотря на тот факт, что на дворе был день и у него имелось четыре окна. На трех из них были закрыты ставни, четвертое было лишь частично приоткрыто. Бранд стоял у него, глядя на море. Он был полностью одет в черный бархат с серебряной цепью на шее. Пояс его был тоже серебряным — изящная работа в виде цепи. Он играл с кинжальчиком и не оглянулся, когда я вошел. Он был все еще бледен, но борода его была аккуратно подстрижена, и выглядел он хорошо выскобленным и намного лучше, чем когда я видел его в последний раз.
— Ты выглядишь лучше, — произнес я. — Как ты себя чувствуешь?
Он повернулся и оглядел меня без всякого выражения, и полузакрытыми глазами.
— Где тебя черти носили? — резко бросил он.
— Везде. Зачем ты хотел меня видеть?
— Я спросил тебя, где ты был.
— И я тебя слышал, — я снова открыл позади себя дверь. — Сейчас я собираюсь выйти, снова войти, а там посмотрим. Что, если нам начать этот разговор сначала?
Он вздохнул:
— Подожди и извини. И почему это вы все такие чувствительные? Не знаю, право… Ладно. Может, будет лучше, если я начну снова.
Он сунул кинжал в ножны и, перейдя комнату, уселся в тяжелое черное кресло из дерева и кожи.
— Я встревожился из-за всего того, что мы обсуждали. И из-за кое-чего необсужденного. Я подождал столько времени, сколько казалось достаточным для того, чтобы ты закончил свое дело в Тир-на Ног-те и вернулся. Затем я спросил о тебе, и мне сказали, что ты еще не возвращался. Я подождал еще. Я испытывал нетерпение, потом озабоченность, что ты попал в засаду наших врагов. Когда я позже снова спросил, то узнал, что ты вернулся ровно настолько, чтобы поговорить с женой Рэндома — это, видимо, был крайне важный разговор, после которого ты лег спать. Затем ты снова куда-то отбыл. Я был раздражен тем, что ты не счел нужным держать меня в курсе событий, но решил подождать еще немного. Наконец, я попросил Жерара связаться с тобой через Карту. Когда он не сумел, я стал крайне озабочен и попробовал связаться сам. Временами казалось, что в нескольких случаях я соединился с тобой, но не смог пробиться. Я страшился за тебя, а теперь вижу, что мне незачем было пугаться за тебя. Поэтому я и был резок.