Позади него Лабиринт снова померк, но затем свет вернулся с немного более бледным свечением.
Лицо Бранда при свете фонаря было страшного, искаженного вида.
Бенедикт оставался замершим, державшим его на высокой, неподвижной человеческой виселице.
Лабиринт снова потускнел.
Лестница надо мной стала удаляться.
Луна была наполовину окутана облаками.
Бранд, извиваясь, поднял руки над головой и ухватился за цепь по обеим сторонам от державшей ее металлической руки.
Он был силен, как и все мы.
Я увидел, как вздуваются и твердеют его мускулы.
К тому времени лицо его потемнело, и шея предстала массой напрягшихся жил.
Бранд закусил губу, кровь текла по его бороде, когда он рванул цепь.
С резким щелчком цепь порвалась и Бранд упал на пол, ловя воздух открытым ртом.
Он сразу же откатился, держась руками за горло. Бенедикт очень медленно опустил свою странную руку. Он все еще держал цепь и Камень. Бенедикт размял другую руку и глубоко вздохнул. Лабиринт потускнел еще больше. Тир-на Ног-т надо мной стал прозрачным. Луна почти скрылась за облаками.
— Бенедикт! — крикнул я. — Ты меня слышишь?
— Да, — очень тихо ответил он и начал погружаться сквозь пол.
— Город тает! Ты должен немедленно уходить ко мне!
Я протянул руку.
— Бранд… — прошептал он, после чего повернулся.
Но Бранд тоже погружался, и я видел, что Бенедикт не мог добраться до него. Я схватил Бенедикта за левую руку и рванул. Мы оба упали на землю рядом с высоким скальным выступом. Я помог ему подняться на ноги. Затем мы оба уселись на камень. Долгое время мы молчали.
Я вновь посмотрел вверх: Тир-на Ног-т исчез. Я мысленно перебрал все, что случилось так быстро и так внезапно за этот день. На мне теперь лежал огромный груз усталости, и я чувствовал, что моя энергия подошла к концу и что вскоре я засну.
Я едва мог четко мыслить. Жизнь в последнее время была чересчур насыщенной. Я снова прижался затылком к камню, глядя на облака и звезды. Части, которые, казалось, должны сложиться, если только применить нужное встряхивание, верчение или подталкивание, сейчас встряхивались, вертелись и подталкивались чуть ли не по своей собственной воле.
— Как ты думаешь, он погиб? — спросил Бенедикт. Он отвлек меня от полусонных всплывающих силуэтов.
— Возможно. Он был в плохой форме, когда все распалось.
— Путь вниз долгий. Он мог найти время для выработки какого-нибудь плана спасения сродни его прибытию.
— Сейчас это не имеет большого значения, — рассудил я. — ты вырвал ему клыки.
Бенедикт хмыкнул. Он все еще держал Камень, намного менее красный, чем он был недавно.
— Верно, — наконец, проговорил он. — Лабиринт теперь в безопасности. Желал бы я, чтобы некоторое время назад, давным-давно, что-то не было сказано, или что-то сделанное не было сделано, что-то, если бы мы знали, что могло бы позволить ему вырастить себя иным, что-то обеспечивающее, чтобы он стал другим человеком, чем то злое, исковерканное существо, которое я увидел там. Теперь лучше всего будет, если он умер. Но это потеря чего-то, что могло бы быть.
Я не ответил ему. То, что он сказал, могло быть, а могло и не быть правдой.
Это не имело значения. Бранд мог быть на грани сумасшествия, что бы это ни значило, а потом опять же, мог и не быть.
Всегда есть причина. Когда бы там что ни испортилось, когда бы там ни случилось, что-то жестокое. Для этого есть всегда причина.
Однако, у нас на руках все равно испорченная, возмутительная ситуация, и объяснение ничуточки не облегчает ее. Если кто-то делает что-то действительно мерзкое, для этого есть причина.
Узнайте ее, если есть охота, и вы узнаете, почему он сукин сын. Факт тот, что все остается по-прежнему.
Бранд действовал. Производство эксгумационного психоанализа ничего не меняло. Действия и их последствия — вот по чему нас судят наши собратья. Все прочее и все, что вы получаете, это чувство морального превосходства при мысли, что вы сделали что-то лучшее, будь вы на его месте. Поэтому, что касается остального, предоставьте это небесам. Я не гожусь…
— Нам лучше возвратиться в Эмбер, — предложил Бенедикт. — Надо сделать множество вещей.
— Подожди, — прервал его я.
— Почему?
— Я думал…
Когда я не стал вдаваться в детали, он, наконец, сказал:
— И?…
Я медленно перетасовал свои Карты, кладя обратно его Карту, Карту Бенедикта.
— Разве ты еще не задумывался о новой руке, которую ты носишь? — спросил я его.
— Конечно. Ты принес ее из Тир-на Ног-та при необычных обстоятельствах. Она подходит, она действует и она показала себя сегодня ночью.
— Вот именно. Можно ли сказать, что это случайное совпадение? Это единственное оружие, дававшее тебе шанс там, наверху, против Камня. И ему просто оказалось случиться частью тебя, и тебе просто случилось оказаться тем человеком, который был там, чтобы воспользоваться этим оружием? Проследи события от начала и до конца. Разве здесь нет необыкновенной цепи совпадений? Даже можно сказать — абсурдной цепи.
— Когда излагаешь это таким образом… — начал он.
— Изложу. И ты должен не хуже меня понимать, что здесь должно быть нечто большее.
— Ладно. Скажем так. Но как это было сделано?
— Понятия не имею! — заявил я.
Я вынул Карту, на которую не смотрел долгое время, чувствуя ее холодность под кончиками своих пальцев.
— Но метод не важен. Ты задал неправильный вопрос.
— А какой мне следовало задать?
— Не «как», а «кем».
— Ты думаешь, что вся эта цепь событий была организована человеческой силой, вплоть до возвращения Камня?
— Насчет этого не знаю. Что значит человеческая? Я думаю, что некто, кого мы оба знаем, вернулся и стоит за всем этим.
— Ладно. Но кто?
Я показал ему Карту, которую держал.
— Отец? Вот это нелепо! Он, наверное, умер. Это было так давно.
— Ты знаешь, что он мог это устроить. Он ведь такой хитрый. мы никогда не осознавали всех его сил.
Бенедикт поднялся на ноги, потянулся и покачал головой:
— По-моему, ты слишком долго просидел на холоде, Корвин. Давай пойдем домой.
— Не испытав мою догадку? Брось! Это просто не спортивно, сядь и удели мне минутку. Давай попробуем эту Карту!
— Да он бы уже вступил с кем-нибудь в контакт.
— Не думаю. Подыграй мне. Чего нам терять?
— Ладно. Почему бы и нет?
Бенедикт сел рядом со мной. Я держал Карту там, где мы оба могли ее различить. Мы пристально уставились на нее. Я расслабил свой ум и потянулся к контакту. Он возник почти мгновенно.
Он улыбался, глядя на нас.
— Добрый вечер! Это была прекрасная работа, — с восхищением произнес Ганелон. — Я рад, что вы вернули мой кулон. Он мне скоро понадобится!..
Роджер Желязны
Владения Хаоса
Карлу Йоку, первому читателю:
От Лузитании до Эвклид-парка, От Саркобатус Флотс до Лебедя Х-1 Да будешь жить ты 10 тысяч лет, Да будет твой ум в безопасности, Да сломают мелкие божества свою общую ногу…
1
Эмбер: высокий и яркий, на вершине Колвира, в середине дня. Черная дорога: низкая и зловещая, тянущаяся через Гарнат от Хаоса до юга. Я: ругаясь, расхаживаю и иногда читаю в библиотеке дворца в Эмбере. Дверь в эту библиотеку: закрыта и заперта на засов.
Взбешенный принц Эмбера уселся за стол, вернул свое внимание к открытому тому. Раздался стук в дверь.
— Вон! — рявкнул я.
— Корвин, это я, Рэндом. Открой, а? Я даже принес ленч.
— Минутку.
Я снова поднялся на ноги, обогнул стол, прошел через помещение. Рэндом кивнул, когда я открыл дверь. Он принес поднос, который поставил на столик рядом с моим столом.
— Тут много еды, — заметил я.
— Я тоже голоден.
— Так предприми что-нибудь на этот счет.
Он предпринял. Он разрезал мясо и передал мне часть на огромном ломте хлеба. Налил вина. Мы уселись и поели.