Чувствуя рядом с собой Рэндома, я повлек его за собой, когда этот знакомый узор вырос и его начальный пункт стал явным. Когда мы снова двинулись в этом направлении, я снова попытался объять целостность этого Лабиринта и опять заблудился в том, что казалось извилинами его добавочных измерений. Великие узлы и спирали и кажущиеся скрученными в кривые узоры. Меня охватило испытанное ранее чувство благоговейного ужаса, и откуда-то поблизости я его осознал и в Рэндоме тоже.
Мы добрались до начала и были вовлечены в него. Вокруг нас повсюду мерцающая яркость, с проблесками искр, когда нас вплетало в матрицу света. На этот раз мой ум был целиком поглощен этим процессом и Париж казался далеким-предалеким…
Подсознательная память напомнила мне о более трудных участках, и здесь я употребил свою волю, чтобы построить наше продвижение по этому головокружительному пути, беззаботно черпая силы у Рэндома, чтобы ускорить этот процесс. Это было все равно, что странствовать по светящимся внутренностям огромной, со сложными извилинами морской раковине. Только наше прохождение было беззвучным, а мы сами — бестелесными точками разума.
Наша скорость по-прежнему возрастала, как и мозговая боль, которую я не помнил по прежнему пересечению узора. Наверное это было связано с моей усталостью или с желанием ускорить дело. Мы проламывались сквозь барьеры, нас окружали постоянно текущие стены яркости. Теперь я почувствовал, что слабею и у меня растет головокружение. Но я не мог себе позволить роскошь потерять сознание, и не мог разрешить нам двигаться медленнее при грозе столь близко, как я ее помнил. Снова я с сожалением зачерпнул сил у Рэндома, на этот раз просто, чтобы удержать нас в игре. Мы понеслись вперед.
На этот раз я не испытывал щекочущего, огненного ощущения, будто я каким-то образом обретаю форму. Это, должно быть, было воздействием моей настройки. Мое прежнее прохождение через него, могло дать мне некоторый иммунитет.
После безвременного интервала, мне показалось, что Рэндом спотыкается. Наверное, я выкачал слишком много его энергии. Я начал гадать, оставлю ли я ему достаточно сил для манипулирования грозой, если я дальше буду опираться на него. Я решил не черпать из него ресурсов больше, чем уже вычерпал. Мы проделали уже большой путь. Он сможет продолжать и без меня, если дойдет до этого. Теперь мне просто придется держаться, насколько хватит сил. Лучше пропасть здесь мне, чем нам обоим. Мы понеслись дальше, мои чувства бунтовали, головокружение повторялось вновь и вновь. Мы, казалось, приближались к концу, когда началось затемнение, которое, как я знал, не являлось частью испытанного мной ранее. Я боролся с паникой. Без толку. Я почувствовал что выскальзываю. Так близко! Я был почти уверен, что мы кончили… Передо мной все поплыло. Последним ощущением было знание озабоченности Рэндома…
Меж моих ступней мерцало оранжево-красным. Свет был окружен тьмой и…
Были голоса, знакомые… Все прояснилось, я лежал на спине, ногами к костру.
— Все в порядке, Корвин, все.
Говорила Фиона, я повернул голову. Она сидела рядом со мной на земле.
— Рэндом… — произнес я.
— С ним тоже все в порядке, отец, — Мерлин сидел справа от меня.
— Что случилось?
— Рэндом принес тебя обратно, — сообщила Фиона.
— Настройка сработала?
— Он думает, что да.
Я попытался сесть. Она попробовала было толкнуть меня обратно, но я все равно сел.
— Где он?
Она показала глазами. Я посмотрел и увидел Рэндома. Он стоял метрах в тридцати, спиной к нам, на скальном карнизе, лицом к грозе. Она была теперь очень близко и ветер рвал его одежду. Перед ним сверкали и скрещивались молнии. Почти непрерывно гремел гром.
— Сколько он был там? — спросил я.
— Всего лишь несколько минут, — ответила Фиона.
— Именно столько времени прошло с нашего возвращения?
— Нет. Ты был без сознания довольно долго. Рэндом сперва поговорил с другими, а потом велел войскам отойти. Бенедикт отвел их всех к Черной Дороге. Они переправляются.
Я повернул голову. Вдоль Черной Дороги было движение, темная колонна, направлялась к цитадели. Между нами проплывали прозрачные полосы, на противоположном конце, вокруг темного корпуса вспыхнуло несколько искр. Снова я испытал странное ощущение, что я побывал здесь давным-давно. Я ухватился за призрачное воспоминание, оно исчезло.
Я обыскал вокруг себя взглядом пронизываемый молниями мрак.
— Все они ушли? — переспросил я ее. — Ты, я, Мерлин, Рэндом — мы единственные, оставшиеся здесь?
— Да, — подтвердила Фиона. — Ты желаешь теперь последовать за нами?
— Я останусь здесь с Рэндомом.
— Я знала, что ты это скажешь.
Я поднялся на ноги, когда встала она. Также поступил и Мерлин. Она хлопнула в ладоши и к ней иноходью подбежал белый конь.
— Ты больше не нуждаешься в моей помощи. Так что я поеду и присоединюсь к другим во Дворе Хаоса. Кони для вас привязаны у тех скал, — показала она. — Ты едешь, Мерлин?
— Я остаюсь со своим отцом и королем.
— Да будет так. Я надеюсь вас скоро увидеть.
— Спасибо, Фи, — поблагодарил я.
Я помог ей сесть в седло и смотрел, как она ускакала. Я снова подошел и сел у костра. Я наблюдал за Рэндомом, стоящем, не двигаясь, лицом к грозе.
— Тут осталось много еды и вина, — сказал Мерлин. — Можно мне принести тебе кое-что?
— Хорошая мысль.
Гроза была так близко, что я мог спуститься к ней за пару минут. Я еще не мог сказать, произвели ли какой-либо эффект усилия Рэндома. Я тяжело вздохнул и дал своим мыслям разбрестись. Кончено. Тем или иным образом, все мои усилия с Гринвуда были окончены.
Больше нет нужды в мести. В никакой. У нас есть целый невредимый Лабиринт, а, может быть, даже два. Причина всех наших бед, Бранд, был мертв. Всякие остатки моего проклятия были стерты с лица земли прокатившимися по Отражениям массированными конвульсиями. И я сделал все, что в моих силах, чтобы компенсировать его. Я нашел друга в моем отце и пришел к согласию с ним до его смерти. Мы получили нового короля, с моего благословения Единорога, и поклялись ему в верности. Клятва казалась мне искренней. Я помирился со своей семьей. Я чувствовал, что выполнил свой долг, ничто теперь не угнетало меня, у меня иссякли причины и я был настолько близок к миру и покою, насколько это возможно для меня. Со всем этим позади меня я чувствовал, что если мне придется теперь умереть, то это совсем не страшно. Я протестовал бы не так громко, как стал бы в любое другое время.
— Ты далеко отсюда, отец.
Я кивнул, а затем улыбнулся. Я принял часть пищи и принялся есть. За едой я следил за грозой. Все еще слишком рано быть уверенным, но казалось, что она больше не наступала.
Я слишком устал, чтобы спать, или что-то вроде этого. Все мои боли попритихли и меня охватило удивительное онемение. Я чувствовал себя так, словно был погружен в теплую вату. События и воспоминания продолжали вращаться во мне, словно на часовом заводе. Это было, во многих отношениях, восхитительное ощущение.
Я кончил есть и развел костер. Я пригубил вина и наблюдал за грозой, похожей на заиндевелое окно, поставленное перед фейерверком, жизнь ощущалось хорошей. Если Рэндом преуспеет в отношении этой грозы, я завтра поскачу во Двор Хаоса. Не могу сказать, что может ждать меня там. Наверно, это может быть гигантская западня, засада, трюк. Я отбросил эту мысль. Как-то прямо сейчас, это не имело значение.
— Ты начал рассказывать мне о себе, отец.
— Да? Я не помню. что я говорил.
— Я хотел бы узнать тебя получше. Расскажи мне побольше.
Я издал звук, имитирующий выстрел пробкой шампанского, и пожал плечами.
— Тогда это, — он сделал общий жест. — Весь этот конфликт, как он развивался? Какова была твоя роль в нем? Фиона рассказала мне, что ты много лет обитал в Отражении, потерял свою память. Как ты вернул ее? Как отыскал других и вернулся в Эмбер?
Я засмеялся. Еще раз посмотрел на Рэндома и грозу. Выпил вина. Закутался в плащ от ветра.