Я вновь стал вспоминать о том, как произошла катастрофа, и додумался до того, что у меня разболелась голова. Все же происшествие это не было случайностью. Я был твердо в этом убежден, хотя и не знал, почему. Ну что же, выясним и это, и тогда кому-то не поздоровится. Очень, очень не поздоровится. Ненависть горячей волной обдала мне грудь. Кто бы ни пытался повредить мне, знал, на что он шел, и делал это на свой страх и риск, так что теперь ему не на что будет жаловаться, кто бы это ни был. Я чувствовал сильное желание убить, уничтожить этого человека, и внезапно понял, что эти ощущения не в новинку мне, что в своей прошлой жизни я именно так и поступал. Причем не один раз.
Я уставился в окно, на мертвые опадающие листья.
Добравшись до Нью-Йорка, первым делом я отправился в парикмахерскую побриться и подстричься, затем переодел рубашку – терпеть не могу, когда шею щекочут срезанные волосы. Кольт-32, принадлежавший безвестному индивиду в Гринвуде, лежал в правом кармане моей куртки. Правда, если бы Гринвуд или моя сестра обратились в полицию с просьбой разыскать меня, да еще что-нибудь при этом приврали, незаконное ношение оружия вряд ли сослужило бы мне пользу, но все же так спокойнее. Сначала меня все же надо был найти, и я не знал, как будут разворачиваться события. Быстро перекусив в ближайшей столовой, я потом в течение часа ездил на метро и автобусах, соскакивая на самых неожиданных станциях, затем взял такси и назвал адрес Эвелины, якобы моей сестры, которая смогла бы освежить мою память.
Проезжая по улицам города до Вестчестера, я обдумывал план дальнейших действий и свое поведение при встрече.
И когда в ответ на мой стук дверь большого старинного дома отворилась практически сразу, я уже знал, что буду говорить. Я все тщательно обдумал, еще когда шел по извилистой аллее – подъезду к дому – мимо дубов-великанов и ярких осин, а ветер холодил мою только что подстриженную шею под воротником куртки. Запах тоника от моих волос смешивался с густым запахом плюща, обвивавшего стены старого кирпичного здания. Ничто не было мне знакомо, и вряд-ли я когда-либо был здесь раньше.
На мой стук ответило эхо.
Затем я засунул руки в карманы и стал ждать.
Когда дверь отворилась, я улыбнулся и кивнул плоскогрудой служанке с россыпью родинок на лице и пуэрториканским акцентом.
– Да? – спросила она.
– Я бы хотел повидать мисс Эвелину Флаумель.
– Как прикажете доложить?
– Ее брат Карл.
– О, входите, пожалуйста.
Я прошел в прихожую, пол которой был выстлан мозаикой из крохотных бежевых и розовых плиток, а стены были целиком из красного дерева. Освещала все это серебряная с эмалью люстра, вся в хрустальных рожках.
Девчушка удалилась, и я стал осматриваться, пытаясь хоть что-нибудь узнать.
Тщетно.
Тогда я стал просто ждать.
Наконец, служанка вернулась, улыбнулась и изрекла:
– Идите за мной, пожалуйста. Она примет вас в библиотеке.
Я пошел за ней: три лестничных пролета вверх, а затем по коридору мимо двух закрытых дверей. Третья слева была открыта, и служанка остановилась, приглашая войти. Я остановился на пороге.
Как и в любой другой библиотеке, повсюду здесь были книги. На стенах висели три картины – два пейзажа и одна марина. Пол застлан тяжелым зеленым ковром. Рядом с большим столом стоял столь же большой глобус, с его поверхности на меня смотрела Африка. Позади стола и глобуса во всю стену протянулось окно со стеклом по меньшей мере восьмисантиметровой толщины. Но остановился на пороге я не поэтому.
На женщине, сидевшей за столом, было платье цвета морской волны с глубоким вырезом спереди, у нее были длинные волосы в локонах, по цвету напоминающие нечто среднее между закатными облаками и пламенем свечи в темной комнате, а ее глаза – я это чувствовал, знал – за большими очками, в которых она, по-моему, не нуждалась, светились такой же голубизной, как озеро Эри в три часа пополудни ясным летним днем. Цвет же ее сжатых коралловых губ удивительно гармонировал с волосами. Но все же и не поэтому я остановился на пороге.
Я знал ее, эту женщину, знал, но абсолютно не помнил, кто она такая.
Я вошел в комнату, тоже слегка сжав губы в улыбке.
– Привет.
– Садись, – ответила она, указывая рукой на стул с высокой спинкой и подлокотниками, как раз такой, что в нем можно было удобно развалиться. Я сел, и она принялась внимательно изучать меня.
– Хорошо, что с тобой все в порядке. Я рада тебя видеть.
– Я тоже. Как поживаешь?
– Спасибо, хорошо. Должна сознаться, что не ожидала увидеть тебя здесь.
– Знаю, – чуть иронически ответил я. – но я здесь, чтобы поблагодарить тебя за сестринскую заботу и ласку.
С иронией я говорил специально, чтобы посмотреть на ее реакцию.
В эту минуту в комнату вошла собака – ирландский волкодав – который дошел до самого стола и плюхнулся рядом с ним на пол.
– Вот именно, – ответила она с той же иронией, – это самое малое, что я могла для тебя сделать. В следующий раз будь за рулем осторожнее.
– Обещаю тебе, что в будущем я буду принимать все меры предосторожности.
Я понятия не имел, в какие игры мы играем, но так как и она не знала, что я этого не знаю, я решил выудить из нее, что только возможно.
– Я подумал, что тебе будет небезынтересно, в каком я сейчас состоянии, потому и пришел.
– Да, – ответила она. – Ты что-нибудь ел?
– Позавтракал, два часа тому назад.
Она позвонила служанке и приказала накрыть стол. Затем осторожно обратилась ко мне.
– Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда поправишься. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро и что ты явишься сюда.
– Знаю. Потому-то я и пришел.
Она предложила мне сигарету, и я вежливо сначала дал прикурить ей, потом закурил сам.
– Ты всегда вел себя неожиданно, – сказала она после несколько затянувшейся паузы. – Правда, в прошлом тебе это помогало, но не думаю, что ты что-нибудь выгадаешь сейчас.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ставка слишком высока для блефа, а мне кажется, что ты именно блефуешь, явившись ко мне вот так запросто. Я всегда восхищалась твоей смелостью, Корвин, но не будь дураком. Ты ведь знаешь, как обстоит дело.
Корвин? Запомним это наряду с «Кори».
– А может и не знаю, – ответил я. Ведь на некоторое время я был выключен из игры, верно?
– Ты хочешь сказать, что ни с кем не связался?
– Просто еще не успел.
Она наклонила голову в сторону, и ее удивительные глаза сузились.
– Странно. Но возможно. Не верится, но возможно. Может быть, ты и не врешь. Может быть. И я попробую тебе поверить сейчас. И если ты действительно не врешь, то ты поступил очень умно и к тому же обезопасил себя. Дай мне подумать.
Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала, думая о своем участии в этой игре, о которой я ничего не знал, с игроками, которые были мне неизвестны, и о ставках в которой я не имел никакого понятия.
– Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем.
– Да. Знаю. Но ты слишком умен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем. Тогда увидим.
Подождем чего? Увидим что? Галлюцинацию?
К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни малейшего представления. Бифштекс был прекрасный – розовый внутри, сочный, и я смачно захрустел свежим поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, нарезая свое мясо маленькими ломтиками и глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу.
– Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин, – сказала она. – И это одна из причин, по которой мне так не хотелось бы, чтобы ты с ней расстался.
– Мне тоже, – пробормотал я.
И пока я ел, я представил себе ее. Я увидел ее в платье с большим вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой. Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была двухцветная – черная и серебряная, и…