Слегка вздрогнув, я выпрямился, высматривая, что разбило мою задумчивость.
Тишина, вот что. Бансес прекратил читать.
Я уже собрался наклониться вперёд и прошептать кое-что Гилве, когда Бансес начал Отправление. Я стал подпевать и был поражён тем, что вспомнил все требуемые отклики.
Лишь только пение наросло и покатилось эхом, я увидел, как Мандор поднялся на ноги и Дара и Таббл — следом. Они двинулись вперёд, присоединившись к Бансесу возле гроба: Дара и Мандор — у изножья, Таббл и Бансес — у изголовья. Помогающие служители поднялись из своих секторов и принялись задувать свечи, пока не осталась гореть всего одна большая, на Ободе, перед Бансесом. В этот миг все встали.
Мрачно-вечное пламя расцвечивало по стенам пятна огненной мозаики, дарило немного света — достаточно, чтобы, когда пение стихло, я смог заметить движение внизу.
Четыре фигуры чуть сгорбились, взявшись за ручки гроба. Затем выпрямились и двинулись в сторону Обода. Приблизился помощник и встал возле свечи, едва они миновали её — готовый задуть последнее пламя, как только останки Савалла препоручат Хаосу.
Осталось полдюжины шагов… Три. Два…
Бансес и Таббл преклонили колени на берме, размещая гроб в каменном жёлобе, пока Бансес под речитатив исполнял завершающую часть ритуала, Дара и Мандор оставались стоять.
Молитва закончилась, я услышал проклятие. Мандор словно дёрнулся вперёд. Дару мотнуло в сторону. Я услышал гулкое «буммм!», когда гроб ударился об пол. Рука помощника уже начала движение, и в то же мгновение погасла свеча. Гроб двинулся вперёд, раздался скрежет пробуксовки, ещё больше проклятий, затенённая фигура отступила от Обода…
Затем послышался вой. Грузный силуэт упал и исчез. Вой затихал, затихал, затихал…
Я поднял левый кулак, заставив спикарт выдуть шар белого света, как трубка для мыльных пузырей выдувает пузырь. Шар достиг примерно трех футов в диаметре, когда я освободил его, помогая всплыть над головами. Сразу же грот наполнился бормотанием. Повсюду и одновременно упражнялась в своих излюбленных световых заклинаниях прочая колдовская масса, теперь храм был сверхосвещен дюжинами точечных источников.
Прищурившись, я увидел Бансеса, Мандора и Дару в беседе возле обода. Таббла и останков Савалла с нами больше не было.
Мои знакомые плакальщики зашевелились. Я — тоже, сообразив, что время моего пребывания здесь крайне ограничилось.
Я перешагнул через опустевший ряд, двинулся вправо, коснулся все ещё человеческого плеча Гилвы.
— Мерлин! — сказала она, быстро поворачиваясь. — Таббл… переступил грань… правда?
— Похоже, что так, — сказал я.
— Что же теперь будет?
— Я хочу свалить отсюда, — сказал я, — и быстро!
— Почему?
— Может, кто-то и хочет думать о наследовании, а я хочу уйти в туман,
— сказал я ей. — Мне трон ни к чему, тем более сейчас.
— Почему?
— Не до того. Но я бы хотел поговорить с тобой. Могу я тебя украсть?
Вокруг нас была толчея тел.
— Конечно… сэр, — сказала она, по-видимому, подумав о наследовании.
— Выходи из игры, — сказал я, и спикарт вскружил энергии, которые схватили нас и унесли прочь.
Я привёл нас в лес железных деревьев, а Гилва оглядывалась по сторонам и продолжала держать меня за руку.
— Повелитель, что это за место? — спросила она.
— Я бы не стал говорить, — отозвался я, — просто потому, что через минуту все станет очевидным. Когда мы виделись в последний раз, у меня был к тебе всего лишь один вопрос. Но теперь у меня их два, и этот лесок — один из них.
— Спрашивай, — сказала она, подходя, чтобы взглянуть мне в лицо. — Я постараюсь помочь. Хотя, если это очень важно, то я не тот человек…
— Да, это важно. Но у меня нет времени договариваться о встрече с Белиссой. Это касается моего отца, Корвина.
— Да?
— Это он убил Бореля из Птенцов Дракона в Войне с Лабиринтом.
— Так, я понимаю, — сказала она.
— После войны он присоединился к королевской миссии, которая явилась сюда, ко Дворам, чтобы заключить Договор.
— Да, — сказала она. — Я знаю это.
— Вскоре после этого он исчез, и никто вроде бы не знает, куда он мог отправиться. Вначале я думал, что он умер. Но позже до меня дошли слухи о том, что этого он не делал, а просто где-то заключён. Можешь мне рассказать хоть что-нибудь?
Внезапно Гилва отвернулась.
— Я оскорблена, — сказала она, — тем, что верю в твои намёки.
— Извини, — сказал я, — но мне пришлось спросить.
— Наш Дом — благороден, — сказала она. — Мы принимаем военную судьбу. И когда заканчивается бой, мы отрекаемся от всех обид.
— Приношу извинения, — сказал я. — Знаешь ли, мы даже родственники, по материнской линии.
— Да, я знаю, — сказала она, отворачиваясь. — Это все, принц Мерлин?
— Да, — ответил я. — Куда мне отправить тебя?
Мгновение Гилва молчала, затем:
— Ты сказал, есть два вопроса, — объявила она.
— Забудь. Я передумал.
Она опять повернулась ко мне.
— Почему? Почему мне надо забыть об этом? Потому что я отстаиваю фамильную честь?
— Нет, потому что я тебе верю.
— И?
— И этим вопросом я потревожу другого.
— Ты считаешь, что это опасно, и не расспрашиваешь меня?
— Я многого не понимаю, так что это может оказаться опасным.
— Ты снова хочешь меня оскорбить?
— Обод упаси!
— Задавай вопрос.
— Мне придётся показать тебе.
— Показывай.
— Даже если это потребует взобраться на дерево?
— Что бы ни потребовалось.
— Следуй за мной.
Итак я подвёл её к дереву и взобрался на него — простенький подвиг в моей нынешней форме. Она двигалась следом за мной.
— Здесь есть путь наверх, — сказал я. — Я уже готов прыгнуть к нему в объятия. Дай мне несколько секунд на то, чтобы отойти от точки посадки.
Я двинулся чуть дальше вверх и был транспортирован. Шагнув в сторону, я бегло осмотрел часовню. Кажется, ничего не изменилось.
Затем рядом со мной оказалась Гилва. Я услышал резкий вдох.
— Ого! — сказала она.
— Я знаю, на что я смотрю, — сказал я, — но не знаю, что вижу, если ты понимаешь о чём речь.
— Это святыня, — сказала она, — духа одного из воинов королевского дома Эмбера.
— Да, это мой отец, Корвин, — согласился я. — Это ясно. Но что всё-таки ясно? Зачем это, здесь, во Дворах?
Она медленно двинулась вперёд, изучая папин алтарь.
— Я мог бы рассказать тебе, — добавил я, — что это не единственное святилище, которые я увидел по возвращении.
Она протянула руку и коснулась рукояти Грейсвандир. Поискав за алтарём, она нашла запас свечей. Выбрав серебряную и ввинтив её в гнездо одного из многих подсвечников, она зажгла свечу от соседней и водрузила возле Грейсвандир. Она что-то бормотала, пока совершала это, но я не расслышал ни слова.
Когда Гилва повернулась ко мне, она вновь улыбалась.
— Мы оба выросли здесь, — сказал я. — Как же так, ты знаешь об этом все, а я — нет.
— Ответ волшебно прост, Повелитель, — сообщила она мне. — Сразу после войны ты ушёл на поиски знаний в другие земли. А святилище — знак того, что возникло в твоё отсутствие.
Гилва протянула руку, вложила её мне в ладонь, подвела к скамье.
— Никто не думал, что мы проиграем ту войну, — сказала она, — хотя всегда оспаривали, что Эмбер может быть грозным противником.
Мы уселись.
— В конце концов, заварилась крутая смута, — продолжала она, — как следствие политики, которая привела к войне, и договора, что последовал за нею. Но ни один из домов в одиночку и никакая из группировок не могли и надеяться на свержение прокоролевской коалиции. Ты знаешь консерватизм Лордов Обода. Потребовалось бы много, очень много усилий, чтобы объединить большинство против Короны. Но недовольство приняло иную форму. Цвела оживлённая торговля под сенью эмберской военной незабвенности. Народ был пленён завоевателями. Биографические штудии Эмберской королевской семьи были очень хорошо преподнесены. Сформировалось нечто вроде культа. Начали появляться персональные часовни — подобные этой, — посвящённые прославленным детям Оберона — самым лучшим, что может Эмбер дать миру.