— Я страдала, — сказала Найда, — когда Люк начал ежегодные посягательства на твою жизнь. Если б он был сыном Дары, которого я была обязана защищать, то это не должно было иметь значения. Но имело. Я слишком любила вас обоих. Все, что я могла сказать, это то, что вы оба — крови Эмбера. Я не хотела, чтобы был причинен вред ни одному из вас. Хуже всего стало, когда ты исчез, а я была уверена, что Люк заманил тебя в горы Нью-Мексико, чтобы убить. К тому времени я очень сильно подозревала, что ты — тот, нужный, но уверенности не было. Я была влюблена в Люка, я влезла в тело Дэна Мартинеса, и я таскала пистолет. Я следовала за вами повсюду, где могла, зная, что если Люк попытается навредить тебе, узы, под которыми я находилась, заставят пристрелить человека, которого я люблю.
— Тем не менее, ты выстрелила первой. Мы просто стояли, разговаривали на обочине дороги. Он стрелял, защищаясь.
— Я знаю. Но все, казалось, кричало, что ты — в опасности. Он заполучил тебя для проведения акции в идеальное время, в идеальном месте…
— Нет, — сказал я. — Твой выстрел прошёл мимо, а ты подставилась.
— Не понимаю, о чём ты.
— Ты решила проблему выстрела в Люка, создав ситуацию, когда он застрелил тебя.
— Под узами я не смогла бы сделать этого.
— Может быть, неосознанно, — сказал я. — И нечто более сильное, чем узы, вырвалось на волю.
— Ты, правда, веришь в это?
— Да, и тебе лучше понять это сейчас. Ты освобождена от уз. Мне сказала мама. Ты говорила мне… по-моему.
Найда кивнула.
— Я не знаю точно, когда и как, но они распались, — сказала она. — Но хотя они исчезли… я все ещё пытаюсь защищать тебя, если что-то угрожает. Хорошо, что вы с Люком действительно друзья, и…
— Так зачем же секреты? — прервал я. — Почему просто не сказать ему, что Гейл — это ты? Удиви его, черт побери… то-то будет весело.
— Ты не понимаешь, — сказала она. — Он порвал со мной, не помнишь? Теперь у меня есть ещё один шанс. Как было — все заново. Я… ему очень нравлюсь. И я боюсь сказать: «Я — та девушка, с которой ты когда-то порвал». Это может заставить его задуматься: почему, и чего доброго, он может решить, что был прав в тот раз.
— Это глупо, — сказал я. — Я не знаю причин вашего разрыва. Он никогда не говорил мне об этом. Просто сказал, что повод — есть. Но я уверен, он был липовый. Я знаю, что ты ему нравилась. Я уверен, он порвал с тобой лишь потому, что был сыном Эмбера, собравшимся домой по одному очень гнусному делу, и на общей картинке мира не было места для той, кого он принимал за обычную девочку из Отражения. Ты слишком хорошо сыграла свою роль.
— И с Джулией ты порвал поэтому? — спросила она.
— Нет, — сказал я.
— Прости.
Я заметил, что с тех пор, как мы начали разговор, чёрная тропа расширилась примерно до фута. Спрос на решение математических проблем появился именно сейчас.
10
И так мы ехали — шесть шагов по городской улице, среди громкого рёва клаксонов, чёрный наш путь ограничивался грязными тормозными полосами; четверть мили по пляжу чёрного песка у тихого зелёного моря, у шевелящихся пальм слева от нас; через тусклое снежное поле; под мостом из камня, наш путь был мёртвым чернеющим ложем потока; затем — в прерию; обратно на лесную дорогу… и Тигр не вздохнул, не вздрогнул, даже когда на городской улице Далт пробил сапогом ветровое стекло полицейского «плимута» и сбил антенну.
Путь расширился, наверное, вдвое, с того момента, как я впервые встал на него. Окоченевшие деревья на нём стали привычными — высящиеся, словно фотонегативы их ярких родственников, растущих всего в нескольких футах от тропы. Листья и ветви шевелились, но мы не чувствовали никакого ветра. Звуки — наши голоса, стук копыт наших коней — стали глуше. Мы двигались в колышущейся сумеречной атмосфере, несмотря на то, что в нескольких шагах от тропы — мы много раз совершали краткие экскурсии — стоял ясный полдень. Птицы смертоносного вида громоздились на чернеющих деревьях, готовые кинуться при первом удобном случае — и те скрежещущие, хриплые звуки, что иногда доносились до нас, вполне могли выкаркиваться ими.
Один раз по правую руку разбушевался огонь; в другой — мы прошли рядом с подножием ледника. Наш путь продолжал расширяться — ничуть не похожий на огромную Чёрную Дорогу в дни войны, которую описывал мне Корвин, но уже достаточно большой, чтобы всем нам проехаться в шеренгу.
— Люк, — сказал я.
— Ну? — донеслось слева. Теперь Найда ехала справа от меня, а Далт справа от неё. — Что случилось?