— Я тоже, — откликнулся я. — Очень странно чувствуешь себя, когда возвращаешься назад. — И тут до меня окончательно дошло, что мы говорим уже не по-английски, а на языке, называемом тари.
Через полчаса мы спустились вниз. Я старался ехать вдоль берега с выключенным двигателем так долго, как только мог. Когда мотор снова заработал, целая стая темных птиц с шумом взвилась над кустами слева от нас. Какая-то серая, похожая на волка тварь вынырнула из зарослей и тут же снова скрылась; однако олень, которого эта тварь преследовала, успел ускакать прочь. Нас окружала сочная и буйная растительность, хотя и не настолько густая, как в Арденском лесу. Долина полого, но упорно спускалась к морю. Слева толпились, возвышаясь друг над другом, горы.
Чем дальше мы углублялись в заросли, тем лучше становился виден склон могучей горы, по которому мы только что спускались. Горы рядами подступали к самому морю: они как бы росли и становились все выше, а с плеч их свисала мантия, отороченная зеленым и переливающаяся розовато-лиловым, багряным, золотым и ярко-синим. Горы стояли лицом к морю, которого отсюда, из лесистой долины, не было видно, а над вершиной самой последней и самой высокой горы в небе летела легкая вуаль призрачных облаков, и солнце, временами выглядывая из-под этой вуали, окрашивало ее золотисто-огненным светом.
Я прикинул: езды до Амбера оставалось еще около часу, а бензин был на нуле. Я знал, что та, самая высокая вершина в вуали облаков и есть наша цель. Желание как можно скорее попасть туда охватило мою душу. Рэндом тоже не отрываясь смотрел на освещенную солнцем горную вершину.
— Янтарное королевство все еще там… — проговорил я.
— Я почти позабыл его, — откликнулся он.
Когда мы снова тронулись с места, я обратил внимание, что брюки мои приобрели необычный блеск. Я присмотрелся повнимательнее: брюки стали совсем узкими у щиколотки, а манжеты исчезли. Тогда я стал оглядывать себя с головы до ног.
Рубашка моя теперь больше походила на легкую куртку или блузу; она осталась черной, а по краям была отделана серебряным кантом. Ремень тоже значительно увеличился в ширине. Кроме того, я заметил, что серебряный шнур тянется и по внешнему шву моих черных штанов.
— Похоже, я уже и одет подобающим образом, — удивился я.
Рэндом хихикнул. Я заметил, что он тоже успел сменить наряд: на нем были коричневые с красным кантом штаны и оранжево-коричневая блуза. Коричневая шапочка с желтыми полями лежала с ним рядом на сиденье.
— Мне ужасно хотелось знать, когда же ты наконец это заметишь, — засмеялся он. — Ну и как ты себя чувствуешь?
— Вполне! — бодро ответил я. — Да, кстати, бензин у нас почти кончился.
— Ну, теперь уже слишком поздно и предпринять ничего нельзя, — сказал он. — Теперь мы уже в Подлинном Мире, и пытаться отсюда затевать игры с Теми вряд ли стоит. К тому же это не осталось бы незамеченным. Боюсь, нам идется идти пешком, когда машина совсем встанет.
Она встала минут через пять. Я припарковал ее у обочины дороги. Солнце е клонилось к западу, тени стали очень длинными.
Я полез назад; мои башмаки, которые валялись там на полу, успели превратиться в высокие черные сапоги, и, когда я стал их вытаскивать, что-то загремело у меня под рукой.
Я вытащил из-под заднего сиденья также серебряный меч — короткий и не пиком тяжелый — и ножны. Ножны в точности подходили отделкой к мое-ремню. На сиденье лежал еще черный плащ с застежкой в виде серебряной
— Может, ты думал, что утратил все это навсегда? — спросил Рэндом.
— Почти что так, черт меня побери! — потрясенно произнес я.
Мы выбрались из машины и пошли пешком. Холодный вечерний воздух был напоен ароматами. На востоке уже заблестели первые звезды, а солнце мирно к ил ось отдыхать где-то за краем неба.
Мы молча шагали по дороге, и вдруг Рэндом сказал:
— Что-то мне ото всего этого не по себе.
— От чего именно?
— Уж больно легко мы добрались почти до цели, — пояснил он. — Мне это действительно не нравится. Немыслимо: миновали Арденский лес практически без [инки! Правда, там нас опекал братец Джулиан… Но я, право, не знаю… Мы быстро оказались здесь, что я почти уверен: нам специально позволили это делать.
— Мне тоже приходило такое в голову, — солгал я. — А зачем, как по-твоему?
— Боюсь, — ответил он, — что мы угодим прямо в ловушку.
Несколько минут мы шли молча, потом я сказал:
— Очередная засада? Вообще-то здесь подозрительно тихо.
— Ничего не понимаю.