— В таком случае, — сказал Юрт, — почему бы просто не подождать, пока её не приведут к тебе? Если придётся принять трон, это хоть подсластит пилюлю. А если нет — она всё равно останется у тебя.
— Трудно держать чувства в секрете, даже среди неколдунов, — сказал я. — Её могут использовать как заложницу.
— Ого. Противно говорить, но меня это радует. То есть я хотел сказать… рад, что тебя ещё кто-то заботит.
Я опустил голову. Я хотел протянуть руку и дотронуться до него, но я не сделал этого.
Юрт издал лёгкий мурлык, как когда-то в детстве, что-то взвешивая в уме. Затем:
— Нам надо добраться до неё раньше, чем это сделают они, и увезти куда-нибудь в безопасное место, — сказал он. — Или отобрать, если они её уже сцапали.
— «Нам»?
Он улыбнулся — редкостное событие.
— Знаешь, каким я стал? Я — крутой.
— Надеюсь, что так, — сказал я. — Но тебе известно, что будет, если какие-нибудь свидетели молвят, что за всем этим стоит парочка Всевидящих братьев? Самое вероятное — это вендетта с Птенцами Дракона.
— Даже если их втянула Дара?
— Похоже, что разогрела их она.
— О'кей, — сказал он. — Никаких свидетелей.
Я мог бы заявить, что отказ от вендетты спасёт множество жизней, но это прозвучало бы лицемерно, даже если б я имел в виду нечто иное. Вместо этого:
— Та сила, что ты набрался в Фонтане, — сказал я, — даёт тебе кое-что, о чём я слышал как об эффекте «живого Козыря». По-моему, ты был способен переместить как Джулию, так и себя.
Юрт кивнул.
— Можешь быстренько доставить нас отсюда до Кашеры?
Далёкий звук огромного гонга наполнил воздух.
— Я могу всё, что могут карты, — сказал брат, — и я могу взять с собой любого. Проблема лишь в том, что даже Козыри не перекрывают таких расстояний. Мне придётся доставлять нас серией прыжков.
Опять прозвучал гонг.
— Что происходит? — спросил я.
— Звон? — сказал он. — Он означает, что вот-вот начнётся погребение. Он слышен во всех Дворах.
— Неудачное время.
— Может — да, может — нет. Это подарило мне идею.
— Расскажи.
— У нас будет алиби, если вдруг придётся вывести из игры пару-тройку Драконьих Птенцов.
— Каким образом?
— Разница времён. Мы пойдём на погребение, и нас увидят там. Мы ускользнём, слетаем по делам, вернёмся и поприсутствуем на хвосте церемонии.
— Думаешь, ток энергии позволит это?
— Думаю, да. Я вволю попрыгал окрест. И начинаю подбираться к реальному чувству потоков.
— Тогда — вперёд. Чем больше беспорядка, тем лучше.
Снова гонг.
Красный — цвет огня жизни, который наполняет нас, — при Дворах это цвет траурных одежд. Скорее я использовал бы спикарт, чем Знак Логруса, чтобы вызвать подходящие одежды. Сейчас я хотел избегать общения — даже самого светского — с этой Силой.
Тогда Юрт козырнул нас в свои апартаменты, где у него были подходящие одеяния с последних похорон, на которых он побывал. Мне тоже хотелось хоть на немного посетить свою старую комнату. Как-нибудь, когда меня не будут торопить…
Мы вымылись, причесали волосы, привели себя в порядок, быстро оделись. Затем я принял изменённый облик, Юрт — тоже, и мы снова навели марафет уже в этом виде, прежде чем приодеться согласно обстоятельствам. Рубашка, штаны, куртка, плащ, браслеты на ноги, браслеты на руки, шарф и банданна в горошек — выглядели мы зажигательно. Оружие пришлось оставить. Мы планировали вернуться за ним по дороге назад.
— Готов? — спросил меня Юрт.
— Да.
Он схватил меня за руку, и мы переместились, прибыв на внутренний край Плаза-на-Краю-Мира, где синее небо темнело над заревом факельного огня, вытянувшегося по маршруту процессии. Мы прошли вдоль плакальщиков в надежде, что увидят нас многие. Меня поприветствовало несколько старых знакомых. К несчастью, большинство хотело остановиться и поговорить: раз уж так долго не виделись. У Юрта были аналогичные проблемы. Большинство также интересовалось, почему мы здесь, а не в Руинааде — огромной стеклянной игле Хаоса далеко позади нас. Регулярно воздух вздрагивал, когда гонг издавал тягучий звон. Я ощущал, как дрожит почва, так как мы были недалеко от источника. Мы медленно проделали наш путь через Плаза к массивной свае из чёрного камня на самом краю Преисподней, к вратам-арке из застывшего пламени и такой же лестнице, ведущей вниз: каждая ступенька и подступень — из запертого временем огня. Грубый амфитеатр под нами был также украшен огнём — сам-себя-освещающий, обращённый к чёрной глыбе в исходе всего, и не было стены за ним, лишь открытая пустота Преисподней и та сингулярность, откуда исходит все.