Она протянула ладонь. Иосиф без колебаний пожал ее.
– Да, согласен.
На следующий день по приходе после института на работу новичку выдали комбинезон – старенький, застиранный, с дырками. Иосиф поморщился и кое-как напялил на себя униформу, на ощупь напоминающую то ли жесткую бумагу, то ли засохшую тряпку. Как только поэт вошел в цех, сразу встретил Йозефа. Он поманил его к себе и указал на мешки со словами:
– Короче, те мешки в блок «А», где шитье, а вот эти – в блок «Г», там мусоросжигательная печь. Ну, работай!
Ренау похлопал его по плечу и ушел.
Первые десять мешков Иосиф оттащил в блок «А». Шесть из них оказались не такими уж и тяжелыми, наполненные подстилкой и пухом, а вот остальные четыре, набитые тканью, вымотали. Мешки для блока «Г», в которых оказалась гнилая древесина, сломанные пружины и погнутые металлические прутья, совсем измотали его. До поэта теперь дошло то самое предупреждение Йозефа. Далее последовали коробки с металлическими пластинами и другими материалами. Комбинезон слипся от пота и потемнел, мышцы под конец дня болели при малейшем движении, но Иосиф не жаловался – он знал, на что шел. «Ничего, – думал поэт, – зато буду сильнее и выносливее». Вдруг он уронил на ногу коробку и вспомнил все ругательства, которые не описывали даже самые темные классики.
…Домой Иосиф возвращался вместе с Йозефом, тот расспрашивал о первых впечатлениях. Поэт лишь отмахнулся, направился в душ и, так и не дойдя до комнаты, завалился на диван, сразу погрузившись в глубокий сон.
На следующий день все так же. На этот раз было тяжелее, чем вчера, ибо кости ломило от каждого движения. Ближе к обеду к Иосифу подошел Йозеф со словами:
– Сейчас начнется.
Поэт поморщился, поставил коробку на пол.
– Что? Забастовка?
– Да пошли же.
Подходя к блоку «А», Иосиф все отчетливее различал между стуками и шипением раскаленного металла возгласы и грохот. Толпа в двадцать пять человек собралась около кабинета директора и боролась с пятью охранниками. Чуть поодаль стоял на мешках Фундук, весь потрепанный и грязный, с палкой в руках, на которой прикреплена дощечка со словами: «Отдых и труд все перетрут!»
– …Мы не негры-с с плантаций, мы – работяги-с! Сейчас двадцатый век-с на дворе – век-с пролетариата и процветания Интернационала, – и мы должны терпеть такое средневековье? Нет, не позволим-с! Эй, Йоззи, иди сюда-с!
Йозеф с минуту стоял с открытым ртом и затем подошел к нему вместе с Иосифом.
– Откуда ты? Тебя же пять минут назад здесь не было. Ты сбежал с работ?
– Угу. – Фундук подмигнул. – Сбежал, пока полицай не видел-с. До этого так, созвонился с ребятами-с, договорились кой о чем. Те говорят-с, точно утвердили со следующей недели десять часов-с. Вот я сейчас здесь, долг выполняю-с.
– Ну ты дурак, товарищ! Если тебя поймают, посадят.
– И пусть. Тело заперто – душа свободна-с.
– Что ты несешь? – Йозеф наклонился к нему и поморщился. – Понятно все с тобой, тогда я не участвую в этом деле. Ну их к черту, еще и в тюрьме сидеть!
– И пусть! – Фундук махнул рукой и пошатнулся, однако устоял на ногах. – Эй, князь! Иди сюда-с!
Иосиф, который прикрывал нос от зловонного запаха коньяка, смешанного с пивом, переглянулся с Йозефом, тот пожал плечами. Поэт сделал шаг вперед, и Фундук вручил ему дощечку.
– На, держи-с. Мне нужно отлить-с.
Не успел Иосиф и рта раскрыть, как лидер забастовки удалился. Дощечка хотя и не очень большая, зато тяжелая, так что поэт поставил ее на пол, уперся подбородком и не двигался с места.
Однако рабочим уже не до лозунгов и криков. Толпа, будто опьяневшая от бунта, адреналина и желания отдохнуть, налегла на дверь, и та с лязгом и грохотом повалилась на пол. Из-за угла выбежало пять охранников, они пробирались сквозь толпу, один из них открыл огонь по воздуху. Немногие, в том числе Иосиф с Йозефом, пригнулись, поэт уронил дощечку. В этот момент толпа постепенно стала выходить из кабинета, неся на руках визжащего Даммера. Его лицо покраснело и опухло, очки съехали набок.
– Полиция, полиция! Отпустите меня, твари, я полицию вызвал!
Толпа улюлюкала и не упускала возможности дать ему подзатыльник или пощечину, кто-то разбил очки. Иосиф не понимал, куда рабочие понесли свой трофей, да так и не получил ответа. Входная дверь распахнулась, и в цех вместе с холодным уличным ветром вбежали десять полицейских с автоматами наготове.
– Руки за голову, живо!
Рабочие остановились, улюлюканье смолкло – даже Даммер перевел дух и сказал:
– Да отпустите уже.
Его поставили на землю, он подбежал к полицейским, спрятался за их спинами и в гробовой тишине пропищал: