Хроники Арехина
1
Двуколка остановилась у парковых ворот. Открыты, шлагбаум поднят, но у въезда стояла будка, а у будки — старик почтенной наружности в форме стрельца допетровских времён. С настоящим бердышом, солнце так и сверкало на лезвии.
— Куда изволите ехать, господин хороший? — спросил он.
— Не узнаешь, Петрович? — спросил сидящий на козлах человек, одетый практично, и вместе с тем достойно, всякому видно: барин, а не кучер.
— Узнаю, как не узнать, Александр Иванович, но для порядка обязан спросить.
— Порядок — то, в чём прежде всего нуждается русский человек, — согласился барин. — Помещик Арехин Александр Иванович с сыном и господин Конан-Дойль, английский путешественник, по приглашению его высочества принца Петра Ольденбургского.
— Добро пожаловать, — ответил ряженый стрелец и отставил бердыш на манер салюта, мол, проезжайте, вам тут рады.
Барин вроде бы и не пошевелился, но лошади шагом прошли ворота, рысью пробежали по парку и шагом же въехали в другие, уже дворцовые ворота, впрочем, тоже открытые нараспашку.
Подскочил казачок Никита, паренёк лет шестнадцати.
— Карл Иванович сейчас подойдёт, а пока дайте, вашбродь, я помогу — он взял левую лошадь под уздцы, и двуколка двинулась к свитским номерам, где лошади и застыли. Барин соскочил на землю. Из двуколки вылез мальчик лет семи и господин в полном расцвете сил.
Как раз и мажордом поспел, Карл Иванович.
— С приездом, гости дорогие! Его высочество сейчас на заводе, но через час освободится — сказал он на безупречном русском языке, что сразу выдало в нем немца. — Вам, господин Алехин, отведена голубая комната, а вам, мистер Конан-Дойль — жёлтая. Обе во втором этаже. Никита вам поможет с багажом и прочим.
— Уж я постараюсь, — сказал казачок, и начал доставать чемоданы из двуколки и аккуратно, чтобы не испачкались, ставить на каменное крыльцо. Малый он был сильный, и справился с делом в минуту. Затем посмотрел на Карла Ивановича.
— Начни с англичанина, он человек непривычный, а Александр Иванович Россию знает.
— Мусью, — начал казачок, — силь ву пле…
— Он по-русски не понимает, и во французском не силен, — сказал Арехин-младший, а Арехин старший одобрительно кивнул. — Я ему переведу, — и он заговорил с англичанином.
— Он рад, всех приветствует и благодарит, а жёлтая комната для него имеет особое значение, за что благодарит отдельно, — перевел мальчик слова Конан-Дойля.
— Вот и чудесно.
Мальчик указал казачку багаж англичанина и тот быстро, полубегом, отнес чемоданы наверх. Затем пришел черёд самого англичанина. Нет, казачок не нёс английского путешественника, но сопровождал таким образом, что Конан-Дойль нечувствительно оказался в номере в считанные секунды. Казачок показывал, а Арехин-младший переводил — ванная с горячей и холодной водой, ватерклозет — всё, что и положено современному дому. Рамонь к двадцатому веку готовится на славу.
Оставив англичанина привыкать к месту, казачок взялся за Арехиных. Тут и перевод не требовался.
— Я немного погуляю в парке, — сказал Арехин-младший.
— В парке? В парке погуляй, в парке можно, — ответил Арехин-старший рассеянно. Рассеянность объяснялась просто: он раскладывал на столе маленькие листки пергамента. Издали можно было подумать — пасьянс, но листки были не игральными картами, а географическими. Точнее, фрагментами географической карты. Взять географическую карту, начертанную прилежным картографом старых времён, разрезать её на сто неравных кусочков, выбрать двадцать и попытаться сложить их так, чтобы понять, какое место изображено. Но не получалось. Проекция непонятна. Масштаб неизвестен. Широта и долгота не указаны. Населенные пункты? Есть изображения ступенчатых пирамид, православных церквей и зубчатых башен, такой вот набор. И надписи есть, на непонятном языке. Не латинский шрифт, не кириллица, не арабская вязь, не китайские иероглифы, вообще, петербургскими учёными не опознан ни один из известных живых или мертвых языков. Есть извилистые линии, вероятно, реки. Есть массивы елочек и дубков — вероятно, леса. Есть холмы — очень немного. И есть пятиугольник размером с ноготь указательного пальца мужчины. Серый на свету, в темноте он переливался всеми цветами радуги. Не ярко, но вполне заметно.
На обороте каждой карточки карандашом были проставлены номера, вразброс, от 3 до 98. Ни одного номера подряд. Арехин-старший раскладывал их рядами десять на десять, пять на двадцать, восемь да двенадцать, но выходило скверно. Слишком много пустого пространства. Пятиугольник? Да, интересно, собственно, с этим он и приехал сюда, но кто знает, что осталось за пределами двадцати лоскутков?