— Позвольте, — потянулся к книжке Егоров. — Да, сходство несомненное. Николай Чехов — не родственник ли он нашему знаменитому писателю?
— Брат, — ответил Арехин-старший.
— Вот и спросим у брата, как возникла идея изобразить эту карту.
— Спросить вряд ли получится. Николай Чехов умер несколько лет назад.
— Тогда придется побеспокоить самого Антона Павловича. Вдруг он знает?
— Чеховы родом здешние, воронежские, — сказал Арехин. — Дед из крепостных выкупился. Так что связь возможна.
Они помолчали. Утром открытие взволновало бы больше, завтра ещё и заинтересует, но сейчас предстояло иное. Предстояло действие, сопряженное с опасностью. А это штука посильнее детской книжки, даже такой интересной, как «Черная Курица» с иллюстрациями Николая Чехова.
На башне приглушенно зазвенели куранты. Ночной режим, чтобы не будить петухов.
— Пора, — поднялся принц, а за ним и остальные. Принц, доктор Хижнин, Егоров — с ружьями, Арехин и Конан-Дойль с немецкими «маузерами», а присоединившийся в последний момент Ланской — с «браунингом».
Картина живописная, хоть Рембрандта зови.
Но Рембрандта никто звать не стал.
Вышли наружу. Небо ясное, луна яркая, тут не Рембрандт нужен, а Куинджи. Куинджи, впрочем, тоже не позвали.
Они дошли до парковых ворот, где их ждала телега с впряженным битюгом. И возница, бородатый мужик, одетый в серое крестьянское платье. С бердышом. Тем самым.
Соломы на телеге было изрядно, и потому все устроились с комфортом. В отличие от прочих телег, эта была на резиновом ходу: колеса были обуты в новомодные шины. Более того, и у битюга на ногах были лошадиные калоши — от них в городе отказались даже отъявленные кутилы. И дорого, и быстро снашиваются, и постоянно теряются, и лошадь в таких калошах чувствует себя непривычно, ступает медленно, боится оскользнуться. Им, кутилам, цокот копыт подавай.
Битюг оскользнуться не боялся, верно, приучен. Ступал твёрдо, уверенно, но благодаря калошам и шинам двигались они бесшумно.
Дорога к реке шла под уклон, и битюгу приходилось сдерживаться, лошадиный опыт и вожжи заставляли притормозить. Не жеребёнок. Тут только побеги, не остановишься, пока не поломаешь ноги. А лошадь со сломанной ногой стоит недорого. По расценкам ближайшей живодерни.
Охотники молчали. И тишину тревожить не хотелось, и говорить было не о чем.
Река показалась вдруг. Дорога выровнялась. Битюг пошёл свободнее.
Мост они прошли — как переплыли. Туман. Редкий, в реке отражалась и луна, и нечто тёмное, то ли охотники, то ли облака. Воздух был влажен и зябок. Легкий туман. Свежий. Молочный.
Дальше дорога была грунтовой, устланной сухой песчаной пылью. Зябкость ушла столь же неожиданно, сколь и пришла. По обе стороны раскинулся заливной луг, и ночные насекомые старались кто во что горазд.
Луг тоже кончился, они въехали в лес. Есть альпийская зональность, вертикальная, когда по мере подъёма или спуска совершаешь путешествие по самым разнообразным ландшафтам. А есть зональность деревенская. Село, река, луг и лес — места настолько разные, что не верится, что расположены они на трех верстах пути.
Огня не зажигали, хотя неверный свет луны, мелькавшей за деревьями, поводырём был плохим. Но возница дорогу знал, знал её и битюг, потому охотники только пригнулись пониже, отворачиваясь от дороги, чтобы шальная ветвь не хлестнула по лицу.
Не хлестнула: лесники дело знали и не давали ветвям расти дико. В стороне от дороги пожалуйста, в стороне воля, но у дороги — шалишь. У дороги всё культурно.
В лесу ночью тревожно. Даже если в руках оружие, и ты не один, а сам-седьмой, не считая битюга. То засмеётся кто-то, то заплачет. Сова, верно. Арехин, как человек преимущественно цивилизованный, в ночных шорохах был нетвёрд. Сын даже и не просился в ночь, хотя ясно было — очень хотел. Легко хотеть в уютной комнате, при свете семилинейной лампы. Тут-то, пожалуй, сразу бы и разохотился. Хотя… Он и сам в детстве был если не храбрее, то бесшабашнее. Мог влезть на высокое дерево, нисколько не беспокоясь о возможном падении. Для него это падение не существовало в принципе. Тогда. Сейчас понадобились бы очень веские причины, чтобы он,
Александр Иванович Алехин, попробовал бы влезть на дерево. Или нет? Едет же он по ночному лесу по причине довольно легкомысленной, если не совсем вздорной. Нет, он не верит в вурдалаков, тут не вопрос веры. Он знает, что вурдалаки реальны, как реальны медведи или росомахи. Кто они, дегенераты рода человеческого, пришельцы с Марса или изверги подземного мира, наука когда-нибудь выяснит, превратив ересь в научный факт. Ересью была шарообразная Земля, ересью было вращение Земли вокруг Солнца, ересью были гигантские драконы, населяющие Землю, ересью было видение сквозь тело, но стоило учёным людям наклеить ярлычки «динозавр», «система Коперника» или «икс-лучи», как все сразу стало если не понятно, то привычно.