Они миновали два поворота, как вдруг англичанин остановился:
— Погодите, ребята! Дальше я один!
Арехин-младший послушно замер, так что Тольц едва не налетел на него.
— Англичанин велел, — объяснил он барону причину остановки.
Англичанин пошёл дальше один, но было видно — на песчаной дорожке лежали чьи-то ноги в старых солдатских сапогах и солдатских же штанах времен Александра Третьего. Остальное скрывалось за поворотом.
— Не приближайтесь, — предупредил англичанин.
— Не очень-то и хочется, — пробормотал Арехин-младший. Роль переводчика начинала утомлять. Совсем это не весело — быть попугаем и трещать на двух языках. Сначала весело, а потом нет. И ещё ноги чьи-то.
И ног, и людей целиком, валяющихся то там, то сям, Арехин-младший видел предостаточно. Пьют люди без меры, говорит папенька, вот и валятся с ног. Но чтобы здесь, в дворцовом парке — это перебор. Тут сторож, и вообще… нехорошо. Разве назло сделали? Есть такие — себе навредят, но чтобы и другим настроение испортить. Да еще англичанин. Будет потом рассказывать, что в России пьют что угодно и где угодно.
— Ребята! Вы сходите, что ли, взрослых позовите. Полицию, или кого тут у вас принято.
Арехин-младший засомневался, что по такому пустяку стоит звать полицию, но вслух ничего не сказал. Он не в полицию пойдет, в Рамони и полиции-то никакой нет. Он лучше папеньке расскажет, что и как. А уж папенька знает, что делать.
2
— Это следы огромной собаки, — сказал Егоров.
— Какой именно? — спросил Петр Александрович охотника.
— Если судить по размеру и глубине отпечатков, вес её от четырех до пяти пудов, скорее пять, чем четыре.
— То есть восемьдесят килограммов.
— Да, семьдесят пять, восемьдесят. Не меньше.
— Меделян?
— Возможно. Но меделяны в губернии наперечёт, а в уезде нет ни одного.
— Однако в губернии все-таки есть? — вступил в разговор ротмистр Ланской. — Вы можете составить список владельцев меделянов?
— Отчего ж не составить, составлю
— Вот и отлично. А мы проверим самым деликатным образом, не был ли кто из них в Рамони.
— Вряд ли, — сказал Петр Александрович. — Рамонь — селение небольшое, пришлые редки, каждый на виду. А уж пришлый с меделяном…
— Вполне вероятно, ваше высочество, но…
— Петр Александрович, — поправил принц.
— Вполне вероятно, Петр Александрович, но это наша обязанность — проверить каждую возможность. К тому же владельцы меделянов могут что-нибудь подсказать.
— Это верно, — подтвердил охотник. — Меделянщики — они как братство, всё обо всех знают.
— Положим, и вы, Андрей Владимирович, по части охоты всё обо всех знаете.
— Получается, не всё, раз не могу определить, чьи именно следы. Помимо меделянов, есть и другие крупные собаки, но не охотничьи: кавказские и азиатские овчарки, водолазы, сенбернары, не перечислишь. Сейчас модно привезти из Европы или Америки диковинную собаку. Но в уезде мне такие неизвестны.
— А если завезли тайно? — спросил ротмистр.
— Исключить не могу, но не могу и представить, зачем? Редкую собаку заводят большей частью напоказ, а не для того, чтобы делать из неё тайну. И опять же — кто и зачем привёл собаку ночью во дворцовый парк?
Никто не торопился отвечать охотнику.
Из кадаверной, которую использовали и как секционный зал, вышел доктор Хижнин. Он уже переоделся, умылся, протёр руки спиртом, и, верно, не единожды, но ротмистру казалось, что доктора окружает ореол трупных миазмов. Чушь и обман чувств. Просто в жандармском управлении с мертвецами дело имеешь куда реже, чем, скажем, в полиции.
— Что скажете, доктор? — обратился к врачу Петр Александрович.
— У покойного была аневризма аорты. Произошло её расслоение, разрыв, и, как результат, практически мгновенная смерть.
— А что послужило причиной разрыва этой самой аневризмы? — спросил ротмистр.
— Циркуляция крови. Сердце бьётся, кровь бежит по аорте, давит на стенку. Если стенка здоровая, ничего плохого не происходит, но если она истончена, растрёпана, то в один роковой момент она рвётся. Лопается, как воздушный шарик, налетевший на куст шиповника. Физическое или психическое напряжение могли спровоцировать наступление этого момента.
— Физическое или психическое напряжение?
— Подъём тяжестей, радость, испуг, да просто приступ кашля — всё, что вызывает учащение сердцебиения.
— Понятно, — протянул ротмистр. — Непонятно только, как он с таким сердцем работал сторожем.
— Никто не знал, что у Пахомова аневризма, — ответил Ольденбургский. — К врачам он не обращался, а до принудительного всеохватного медицинского осмотра мы пока не дошли. Хотя, как свидетельствует данный случай, дело это нужное. Впрочем, Пахомову служба нравилась, и для его лет выглядела вполне посильной: ходи с ружьём по парку, и всё. Сторож нужен для поддержания порядка. Он и выстрелил-то лишь однажды, два года назад, солью со щетиной. Но молва разнесла: здесь не дремлют. И более попыток залезть не было.