Перед смертью он оставил прадеду свое единственное достояние и историю в придачу. История такова: во время египетского похода Наполеона Росси и ещё четверо его товарищей, патрулируя Каир, стали свидетелем нападения египтян на француза, что было редкостью невиданной: обыкновенно египтяне вели себя тише воды, ниже травы. Патруль обезвредил нападавших (как, лейтенант не уточнял, верно, порубив в капусту), но от полученных ран француз умер у них на руках. Ну, умер, так умер, на войне это случается. После француза осталась карта, которая, по-видимому, и являлась целью нападения египетских разбойников. Или не разбойников: Росси считал, что они принадлежали к привилегированному сословию, о чём свидетельствовали и одежда, и оружие, и бледность, ухоженность кожи лица и рук.
Рассмотрев карту, Росси сотоварищи решили, что это карта сокровищ. Поскольку в самое ближайшее время им предстояло расстаться, да и вообще военный человек в походе в себе неволен, они разрезали карту на сто частей, поделили части между собой и договорились потом, по окончании похода, встретиться, собрать карту воедино и разобраться, где и какие сокровища находятся, отыскать их и разбогатеть. Но не сложилось. Ни с картой, ни с судьбой. О судьбе своих товарищей Росси ничего не знал, или, во всяком случае, ничего не сказал. А фрагменты карты — вот они, — Александр Иванович показал конверт, который до поры держал в руках. — Прадед мой посчитал историю Росси сказкой авантюриста. Действительно, резать карту на сто кусков — что может быть нелепее? Хотя, если представить то время, возможно, смысл в том был: отдать карту кому-то одному было бы тоже опрометчиво. Тот один мог точно также быть убитым, как и любой другой. В общем, дело так бы и закончилось забвением, но прадед всё-таки решил сохранить эти карты, как память о наполеоновском лейтенанте. Места много не занимают, не шумят, есть не просят, пусть лежат. История эта передавалась из поколения в поколение, череда Арехиных не раз пыталась найти смысл в этих обрывках, но тщетно. Два месяца назад я рассказал эту историю сыну — более для того, чтобы развлечь его и развлечься самому, у сына была корь. Показал ему и семейную реликвию, те самые обрезки карты. А сын вдруг указал мне на сходство одного из фрагментов с местом на карте нашей губернии. Он, сын, любит рассматривать карты, и у него очень хорошая память.
Я посмотрел сам — и нашел сходство вполне убедительным. Впрочем, извольте посмотреть, — с этими словами Арехин-старший достал из конверта сложенную вчетверо карту уезда и разложил её на столе. Потом, из особого конверта в конверте, извлёк фрагменты легендарной карты, и один из них положил на карту уезда.
— Сравните, господа.
Рассматривали внимательно, заходя с разных сторон.
— Да, сомнений нет. Это одно и то же место, — сказал принц. — Лысый кордон, это на то стороне реки, верстах в пяти.
— Лысый? — переспросил Арехин-старший. — Вырубка?
— Нет, это, скорее, по аналогии. В Киеве — Лысая гора, ну, а у нас — лысый кордон. Репутация у места скверная, то леший закружит, а, бывает, и вовсе человек пропадает.
— И много их пропало, человек? — поинтересовался англичанин.
— Нет, не много. Да и кто знает, на кордоне человек пропал, или просто из дому ушёл. Пропадали-то люди непутёвые, пьяницы да воры.
— Воры?
— Из тех, кто до чужого леса охочи. Незаконные порубки. Впрочем, последний случай незаконной порубки был четыре года назад, человек исчез, и с тех пор даже забубенные головы обходят Лысый кордон стороной.
— А полиция? Полиция искала пропавших? — продолжил расспросы англичанин.
— Россия — свободная страна, любой человек, за некоторым исключением, вправе передвигаться по её территории без предварительного уведомления властей.
— Но родные, близкие — неужели они не подняли тревогу?
— Родные и близкие перекрестились и вздохнули с облегчением. Единственно, что их тревожит — не вернутся ли домой пропащие души.
— Бог с ними, с пропащими душами, — Арехин-старший поднял фрагмент карты. — Меня интересует другое: как на египетской карте оказался этот самый Лысый кордон площадью в четыре квадратных версты, это первое, и почему остальные девятнадцать фрагментов не имеют никакого отношения ни к уезду, ни к губернии?