– Живой! – проревел он, едва заметив, что я пытаюсь вертеть головой. «Конечно, живой, что за странный вопрос», – подумал я и был неприятно удивлен, что мысли постоянно путаются, цепляясь одна за другую. Что случилось? Почему я лежу? Когда это мы успели встать на привал?
– Голова раскалывается, – пожаловался я: затылок и впрямь трескался пополам, немного подташнивало, во всем теле чувствовалась такая слабость, что, казалось, будто оно вообще не мое.
– Слышь, длинноухий! – заорал куда-то в сторону Оррик. – Да живой он, вон, голова, говорит, болит. Если б не болела, другое дело. Так что скидывай долой с лошади поклажу и топай сюда помогать!
Я с усилием повернул голову набок и увидел Аридила, с изумлением взирающего на мои слабые трепыхания. Он нахмурился, яростно мотнул головой, сбросил с седла уже притороченный мешок, рывком запрыгнул в седло и, гикнув, скрылся за поворотом дороги.
– Паучье семя! – буркнул Оррик, поднимаясь с земли. Похоже, его выходка эльфа нисколько не беспокоила.
– Что это было? – промямлил я, ещё не вполне доверяя своему зрению. – Куда он?!
– Не соврал, длинноухий действительно из этих, – объяснил Оррик, как будто после его слов мне все вдруг станет понятно, особенно если речь идёт о каких-то определённых «этих».
Он дошел до лежавшего на земле мешка и отнес его обратно к костру.
– Что я один со всеми вами делать буду? – Вопрос был риторический, поэтому я не стал бы на него отвечать, даже если бы мог. – Навязались на мою голову. Один падает с лошади, другой псих.
Что значит «навязались»? Как будто был выбор. Справившись с очередным приступом тошноты, мне наконец удалось рассмотреть место, где я оказался.
Я лежал, прислонившись спиной к стволу дерева, которое, похоже, росло на самой опушке леса. Стараясь не слишком резко вертеть головой, потому что сознание относилось к подобным проявлениям любопытства не очень-то благосклонно, я убедился, что мы добрались до опушки леса, во всяком случае, деревья шумели над головой, создавая такое ощущение. Дорога, слегка касаясь опушки, пробегала мимо. Ее след едва угадывался среди высоких кустов, за которыми пряталась наша стоянка. Мир ощутимо потемнел, небо потяжелело, налившись темно-серыми оттенками, и обвисло над головой распухшими складками. Очевидно, время подошло к позднему вечеру, но ничего из этого я не помнил: ни рощи, ни сгустившихся сумерек, ни последней части пути, как будто заснул посередине фильма и меня растолкали, когда по экрану побежали ниточки титров.
Больше всего поразило, что лагерь перед глазами разбит основательно: шагах в пяти бодро бурлил над огнем котелок, поодаль высилась свежая куча хвороста для костра, и лошади паслись у импровизированной коновязи.
– Долго я был в отключке?
– Два дня, – невозмутимо заметил Оррик, помешивая оструганной палкой в котелке. – Ты свалился с лошади метров за сто отсюда. Я предупреждал, что хождение по жаре до добра не доведет.
Если бы мне не было так хреново, я бы присвистнул от удивления: два дня?! Заработать солнечный удар в первый день путешествия – это, я вам скажу, даже по моим нынешним меркам рекорд. Если я и планировал поднимать авторитет командира, то сейчас это сделать не так уж сложно – падать ниже, чем сейчас, просто некуда.
– Куда он уехал? – спросил я, имея в виду эльфа.
– Молодой, горячий – вернется, никуда не денется. – Инквизитор достал палку, обстучал ее о край котла, затем вытащил из-за голенища ложку и принялся снимать пробу. – По их традиции, если эльф не сможет сберечь жизнь, которую ему вручили, на его род ложится несмываемое пятно. Умер, значит, исполнил долг до конца, и тогда все в порядке. Выжил – тебя ждет изгнание или героическая смерть в лапах какой-нибудь твари, что, в общем, одно и то же. – Оррик принялся быстро-быстро глотать воздух, изо всех сил пытаясь остудить похлебку во рту. – Я раньше с ними так близко не сталкивался, но слышал, что Темные обычно забираются в самую глубь Отрогов Мудрости, а Светлые выбирают Долину Тишины. Так они, видимо, лишний раз подчеркивают, что между ними не может быть ничего общего.
– А что, есть ещё и темные? – я застонал.
– Разные бывают, – ответил Оррик, отодвигая ложку в сторону и отхлебывая еще.
– Так он действительно собрался уезжать?!
– Таков обычай, – глубокомысленно заключил Оррик, отчаянно хлюпая.
– А с чего он решил, что я… хм… ну, умер?
– Когда у человека перестаёт биться сердце, обычно он умирает, – пожал плечами воин.
Это он серьезно про сердце?! Я попробовал порыться в воспоминаниях, но ничего определённого не нашел. Никаких особенных ощущений, как после первой смерти, в памяти не отложилось. Может, они напутали? Сердце билось, но очень слабо – они ведь не врачи скорой.