Увидев это, зверолюд… Ему стало жалко её…
[Тава: …]
Но почему? Он даже не знал её, не понимал, в чём состоялось её горе, но всего один взгляд – и он тут же проникся к ней жалостью… Большей, чем к себе…
[Тава: …]
В этот момент аптапаро прозрел....
Это было так просто, так легко и удобно....
Чтобы не беспокоиться о себе, надо было беспокоиться о ком-то другом. Вместо того, чтобы переживать собственные страдания, надо было разделять чужие.
[Тава: …]
Возможно, именно поэтому он чувствовал себя так плохо в тот день, когда его ребёнка умертвили.
Это была первая вещь в этом бренном мире, которую ему было жалко.
Будучи выродком, неудачником и изгоем… У Тавагото просто не было повода кого-то жалеть, но теперь…
Он не знал, почему это случилось… Он знал только одно…
Из его сердце скрылась вся тоска и потрясения, ужас и разочарования....
Нет, они не исчезли, они просто залегли на дно под весом тяжёлого сочувствия к этой золотоволосой девушке, чьё невероятно милое лицо настолько преобразилось от неизвестного горя.
[Сергей: ...]
[Филька: Циллиана, не видела кстати Кацо?]
[Циллиана: Вроде бы он в поместье Амбьердетчев. Говорят, что их новый глава крайне падок до всяких магических безделушек.]
[Филька: Новый Амбьердетч…]
[Циллиана: Он хороший человек… По крайней мере, так говорят люди.]
[Филька: Понятно… Можно будет попробовать записаться к нему на службу…]
[Циллиана: …?]
[Филька: Ну… Зимой могилы копать бесполезно, да и трупы, в основном, закончились… К тому же ещё и вчерашний закон… Надо будет найти другие методы заработка.]
[Циллиана: Почему же именно Амбьердетч?]
[Филька: Наверняка, ему нужны собственные люди, а не оставшиеся пешки его предшественника… По крайней мере, мне так кажется.]
[Циллиана: Хм….. Ну, попробовать стоит.]
[Тава: А п-п-почему бы не наняться работать во дворец?]
Зверолюд неожиданно встрял в разговор, о чём тут же пожалел, прикрыв рот руками.
[Сергей: …
[Филька: Мы… Не ходим во дворец.]
[Бернадет: Да, туда нам дорога закрыта.]
[Тава: А…]
Аптапаро уже хотел спросить почему, но чувство такта и, не поверите, страх остановили его, и он заткнулся, не успев толком ничего сказать.
[Сергей: …]
[Филька: …]
[Бернадет: …]
[Циллиана: …]
Посде этого наступило неловкое молчание, и Филька попросту развернулся и ушёл, Циллиана двинулась в другой коридор, а Бернадет, слегка вздохнув и сделав своё прежнее молодое и равнодушное лицо, продолжила подметать белокаменные полы.
В зале осталось только два человека: растерянный аптапаро, глупо оставшийся один посреди маленькой залы и…
Пара матово-чёрных глаз, взирающих откуда-то со стороны…
***
Наконец, Тавагото остался один в своей комнате.
Вода в тазике уже была холодной, а полотенца так и не высохли, валяясь на полу, так что мыться было бесполезно.
Зверолюд сначала даже опешил, не понимая, что ему делать, но в итоге он просто разделся и лёг под одеяло.
За окном уже было темно, луны почти не было видно из-за нависающих жирных туч, а ветер всё также неугомонно метался по влажной земле.
[Тава: …]
Аптапаро лишь лежал и смотрел в потолок.
Он не чувствовал страха.
Он не чувствовал смятения.
Он не чувствовал обречённости.
[Тава: …]
Разорванные тела, казнённые аптапаро – всё это сменилось мягким голоском сероглазой Циллианы, чьи зубы так по-милому глупо торчали из-под губы, спокойным и таким родным голосом Фильки и…
[Тава: …]
Зверолюд снова не мог заснуть.
Перед его глазами раз за разом всплывал этот полный печали и боли взгляд…
Он не давал ему покоя, царапая его и без того уже довольно истормашённый разум.
И казалось бы…
[Тава: К чему это?...]
6. Дуновения столицы
[Тава: …]
Уже наступило утро самого обычного будня. За окном прелым обручем вздымалось солнце, да поплескивались в его лучах сверкающие лужицы.
[Тава: Ммм…]
Зверолюд сидел на первом этаже гостиницы. Перед его лицом испускала приятный аромат перемешанная бело-жёлтая яичница. Рядом стоял тёпленький тёмно-розоватый кисель с крохотной пенкой.
Аптапаро, попробовав один раз болтунью от здешнего лысого корчмаря, твёрдо для себя решил, что одной ей он по утрам питаться и будет. Он боялся всяких экспериментов или нововведений в рационе – они были рискованны как в финансовом, так и в эстетическом плане, так что по ужинам у него тоже была лишь картошка с самодельными поджаренными сардельками из свинины.