Выбрать главу

  Всех отравлю, одну ее оставлю, первую двурогую самку.

  Нельзя бросать тех, кто согревал тебя своим телом ночью на скамейке.

  Забирай все мои деньги! Не нужны!

  Вы, девушки, хитрые - отказываетесь от малого, чтобы получить все!

  Ты выиграла! Властвуй надо мной и моими деньгами".

  "Милый, милый смешной дурачок, Томас, - Филадельфия кротко улыбнулась. - Ничего ты не понял". - Она все же ушла.

  "Так объясни мне, дураку, что я не понял", - я бессильно кричал в пустое пространство.

  Мой голос затухал в темной матери. - Дядя Томас опустил голову. - После того расставания жизнь уже не радовала меня.

  Денег - горы, но они - ничто по сравнению с улыбкой Филадельфии.

  А вернуть ее и ее улыбку я не в состоянии даже за все свои золотые горы.

  Если бы не поддержка двурогой обезьяны, я бы давно повесился.

  (Неужели, в цивилизации, которая свободно гоняла свои космолеты к черным дырам Вселенной, не нашлось других орудий самоубийства, чем веревочная простенькая петля? - Прим. Ингеборги и Издательницы)

  - Дядя Томас, - я строго на него посмотрела и изогнула надменно левую бровь. - Перед моим отцом ты преступник, потому что предал его с моей мамой.

  Перед моей мамой Зейнон ты преступник, потому что предал своего друга - моего отца.

  Передо мной ты преступник, оттого, что не приносил больше тортики и не подарил двурогую обезьяну.

  Перед Филадельфией ты преступник...

  - Перед ней я в чем провинился? - дядя Томас завопил так, что лопнул бокал в руке его друга.

  - Ты провинился, потому что не понял ее, Филадельфию, - я слишком умна для этого общества. - Перед самкой двурогой обезьяны провинился, потому что изменял ей с ее самцом.

  Перед самцом, ее мужем, провинился, потому что он считал тебя своим другом, а ты изменял ему с его самкой.

  Ты виноват кругом, дядя Томас.

  Самое смешное, что когда ты был бедный, нищий, то ни перед кем не был виноват.

  Более или менее ты устраивал мою маму и моего отца.

  Я любила твои тортики. - Я сделала важную паузу и снова приподняла бровь. - И знаешь, для некоторых девушек мелочь вырастает до вселенских размеров.

  И, наоборот, то, что вы мужчины считаете своими достижениями - деньги, власть - иногда меркнет на фоне света мелочи.

  Я с благодарностью тепло вспоминаю твои тортики, дядя Томас, а тебя я постараюсь забыть!

  Иди, танцуй, мужской угодник! - Я повернулась к дяде Томасу спиной, показывала, что разговор окончен.

  Ничто не вернуло меня к общению с ним.

  - Арабелла, у тебя идеальная спина, - дядя Томас произнес надтреснутым, полным обиды голосом. - Самое удивительнее, что сверху она оканчивается не менее идеальной головкой, а снизу - попа и ноги.

  Когда девушка обижается, она поворачивается спиной.

  Но вы даже не подозреваете, что на спину нам проще смотреть, чем вам в лицо.

  Глаза в глаза - иногда стыдно, а свиной можно любоваться без робости, потому что на спине нет глаз.

  Да, кожа атласная.

  Чем ты ее намазываешь, когда собираешься выйти обнаженная на бал?

  - Ничем не намазываю, дядя Томас, - я обернулась. - Я сама по себе гладкая, блестящая и красивая. - Час я расхваливала себя.

  За это время простила дяде Томасу все, даже забыла, за что на него рассердилась.

  - Мы, девушки, отходчивые, - Красивая стройная женщина в свадебном наряде подошла ко мне.

  Рядом с ней пританцовывала очень бойкая красавица в голубом платье. - Возненавидим, готовы убить мужчину, но только он скажет хотя бы одно доброе слово о нашей красоте, как мы сразу прощаем все.

  - Тетя Сольвейг? - Я глазам своим не верила.

  - Для тебя я просто - мама Сольвейг!

  - Нет, вы - тетя Сольвейг, потому что мою маму зовут Зейнон.

  У вас ноги разные. - Я засмеялась, потому что тетя Сольвейг вела себя неестественно.

  - Арабелла, девочка моя, ноги у всех разные, но они одинаково ходят, - Сольвейг обняла меня за плечи.

  Ее напарница по танцам зашипела от злости. - Я расскажу тебе историю, легенду о ногах, и к чему они приводят.

  В древней цивилизации жила красивая Принцеса Эллисон, краше которой только озера во владениях ее отца.

  Однажды Эллисон оказалась на зеленом лугу.

  К ней подбежали овечки и кружились вокруг, словно облачка.

  Эллисон смеялась, расчесывала густую шерстку овечек и радовалась, потому что все, что находится на земле, принадлежит ей и ее отцу королю.