— А теперь, — объявил он, — коль вся комиссия по составлению Единственно Истинных и Авторитетных, Исторически Точных и Официально Признанных Хроник об Удивительном Возвышении и так далее, включая Эфана, нашего редактора, собралась, давайте начнем заседание.
Вслед за этим Иосафат, сын Ахилуда, велел мне вкратце пересказать царю прекрасную историю нежной любви отца его Давида и госпожи Вирсавии в том виде, как я ее узнал. Я сделал это, опустив в своем рассказе некоторые детали, касающиеся слабостей, свойственных всем людям, и закончил свое повествование словами: «И утешил Давид жену свою Вирсавию, и вошел к ней, и лежал рядом с ней, и родила она сына, которого нарекли Соломоном». А затем добавил: «И возлюбил ГОсподь Соломона».
Царь улыбнулся.
И тут мне пришла в голову мысль: как бы повел себя я, что бы я делал, если бы мне рассказали, что мой отец приказал убить мужа моей матери, и сам я — плод греха, более тяжкого, чем разрушение семьи.
Царь продолжал сидеть в той же позе и улыбаться.
Наконец вперед выступил Иосафат:
— Повелителю моему известна позиция членов комиссии по отношению к вопросу об отражении в исторических трудах неудобоваримых фактов: мы считаем, что сообщать о них следует, но весьма сдержанно, представляя их угодными ГОсподу, от которого проистекает вся мудрость. Однако в данном случае все мы, кроме Ванеи, сына Иодая, полагаем: как эту историю ни представь, она бросает тень на избранника ГОспода и царицу-мать и выглядит весьма двусмысленно. Это оставляет нам очень небольшой выбор в отображении столь важного события, как рождение мудрейшего из царей Соломона и законность наследования им престола — либо мы вообще не будем затрагивать этот вопрос (но зачем тогда нужны Хроники царя Давида!), либо придумаем новую, подкорректированную версию истории о согревающей сердце, нежной любви, в которой укажем, что Урия умер от несварения желудка или от заражения крови, а Давид увидел Вирсавию с крыши своего дома уже после того, как она овдовела. Но, к сожалению, события эти происходили не в седой древности, а в весьма недалеком прошлом, во времена, которые хорошо помнят тысячи живых свидетелей, так что оба варианта — и замалчивание, и приукрашивание — могут вызвать отрицательную реакцию в Израиле. Посему просим мы мудрейшего из царей принять столь же достойное решение, как в свое время по делу двух блудниц, судившихся из-за ребенка.
Царь обратился к Ванее:
— Значит у тебя иное мнение?
— Господа переоценивают значимость слова. — Ванея насмешливо кашлянул. — Если царь Соломон возжелает быть сыном, скажем, непорочной девы и голубя, спустившегося с небес, я отправлю по городам и весям шесть сотен своих хелефеев и фелефеев, и завтра весь Иерусалим будет клятвенно заверять, что так оно и есть.
Царь милостиво кивнул и спросил меня, каковы мои соображения по этому вопросу.
Полагаю, сказал я, что человек, столь мудрый, как царь Соломон, столь наделенный разнообразными талантами и столь чтимый народом Израиля, князь мира, является живым доказательством высочайшего благоволения и любви, которыми одарил ГОсподь его: родителей.
— Поразительно, Эфан! — воскликнул царь. — В сущности, то же самое всегда говорила мне мать. Соломон, сын мой, говорила она, отец твой согрешил пред ГОсподом, взяв бедную, беззащитную жену солдата, положив ее рядом с собой и приказав убить ее мужа. Но кто может судить о путях ГОспода, который ввел твоего отца в искушение, ибо я была тогда не такой бесформенной и уродливой, как теперь, а стройной и привлекательной; кожа моя была подобна лепесткам шаронской розы; он увидел меня в свете заходящего солнца, когда омывала я свое тело. И ГОсподь покарал твоего отца, забрав невинного младенца, твоего старшего брата, хотя ему исполнилось всего шесть недель, и был он чист, и не имел никаких прегрешений. Ты же, Соломон, сын мой, был зачат уже после того, как грех отца твоего был искуплен и прощен, ибо сказано: глаз за глаз, зуб за зуб, жизнь за жизнь; поэтому ты не дитя смерти, а дитя жизни; и имя твое означает мир, ты благословлен ГОсподом и любим им.
Царь сглотнул слюну, его явно взволновали воспоминания о словах матери и мысль о том, какое великое счастье, что он родился вторым.
После этого он приказал:
— Почему бы вам не написать так, как говорит мудрость моей матери? Или вы считаете себя умнее старой израильтянки, которой суждено было стать матерью царя?
Так и осталась в Хрониках царя Давида история любви Давида и Вирсавии.
19