— Так и есть, — отвечал тот, — именно так говорил мой господин; мы и обходились с ним, как с персоной опасно грамотной и с сомнительными взглядами.
Ванея приказал развязать мне руки. Он позволил мне подняться, предложил мяса, сладостей и ароматной воды.
— Видишь, как превратно толкуют слуги приказы своего господина, — говорил он. — Но это урок тебе, ибо, как сказано в пословице: «Поучи мудрого, и он станет еще мудрее; поучи праведника, и он станет еще более праведным».
Я придержал свой язык, но про себя подумал: гиена показывает зубы, даже когда улыбается.
— Ну, а теперь, — Ванея жестом приказал всем выйти, — садись-ка на подушки, Эфан, и слушай меня, ибо не из-за прихоти своей велел я искать тебя от Дана до Вирсавии, чтобы возвратить в Иерусалим.
— Слуга ваш весь обратился в слух, — заверил я.
— Если мне не изменяет память, я уже однажды на заседании комиссии говорил, что собираюсь поставить Иоава перед судом. — Ванея поиграл желваками на скулах. — После того как брат царя Адония получил свое, царь Соломон одобрил мое намерение.
— Мудрость мудрейшего из царей несравненна, — подтвердил я.
— И так как Иоав однажды был с тобой откровенен, — продолжал он, — а кроме того, тебе было известно о недозволенных связях Адонии с сунамитянкой Ависагой, но ты ничего мне не сообщил, и в этом ты виновен, я хочу вызвать тебя свидетелем на этом процессе.
Он смотрел на меня так, словно я был мухой, угодившей в сироп.
— Но разве Иоав не признался во всем, чего от него требовали? — спросил я, стараясь казаться спокойным. — Кому при таком обвиняемом нужны еще и свидетели?
— Кому нужны свидетели! — мрачно повторил Ванея. — Признаний у нас за последнее время более чем достаточно. Признаются даже в недозволенных мыслях. Обвиняем в различных отклонениях, групповщине, моральном разложении, заговоре, мятеже — снова сознаются. Народ Израиля перестал даже подвергать сомнению все эти признания, люди только плечами пожимают. Вот до чего дошло наше судопроизводство! А как же быть с законом ГОспода? Поэтому царю и нужен свидетель, чье имя еще не стало объектом издевок у городских ворот, человек ученый и честный.
— Разве свидетель, который выступает пред судом, не должен быть очевидцем предполагаемого преступления или иметь хотя бы сведения о нем из первых рук? — скромно спросил я. — Ибо сказано: «Не лжесвидетельствуй против ближнего своего».
— Я не требую от тебя лжесвидетельствовать, — заявил Ванея. — Все твои показания ты услышишь от меня и добросовестно их перескажешь. Это все, что от тебя требуется.
— Что же это за показания, которые раб ваш должен добросовестно пересказать?
Ванея вызвал своего писца, тот принес несколько глиняных табличек и положил их предо мной. Ванея же взял ароматную тянучку, сунул ее в рот и, удобно откинувшись на подушки, велел мне:
— Читай!
Перед высоким судом и народом Израиля я свидетельствую о следующем:
Прибыв в Маханаим, Давид приказал пересчитать всех людей, что были с ним, и поставил над ними начальников сотен и тысяч, и разделил он свое войско на три боевые колонны: одну под предводительством Иоава, другую — под предводительством Авессы, брата Иоава, третью — под предводительством гефянина Еффея.
И обратился царь к воинам: «Я вместе с вами пойду на битву».
(Хороший ход, если принять во внимание, что последние годы Давид вел войны из своего дворца в Иерусалиме.)
Но народ отвечал ему: «Ты не должен ввязываться в битву. Ты один стоишь десяти тысяч таких, как мы; поэтому лучше, если зажжешь ты наши сердца здесь, у стен города». И стал царь у ворот, а войско его выстроилось по сотням и тысячам. И приказал он Иоаву, и Авессе, и Еффею: «Остерегайтесь поранить молодого Авессалома». И весь народ слышал, что велел царь поберечь Авессалома.
(Даже если предположить, что столь беспощадный человек, как Давид, сделался заботливым отцом своему восставшему сыну, к чему было отдавать такой приказ во всеуслышание? Не было ли это продиктовано желанием заранее доказать свою невиновность в смерти Авессалома?)
Высокому суду и народу Израиля известен исход битвы, состоявшейся в Ефремовом лесу: в тот день пали двадцать тысяч человек из войска Авессалома, и лес погубил больше людей, чем меч. Что же касается Авессалома, то он спасался бегством на своем муле; когда мул забежал под раскидистые ветви огромного дуба, длинные волосы Авессалома запутались в них, и он завис между небом и землей, а мул умчался дальше.