Я многозначительно кашлянул.
– Ты свихнулся, Костоправ? Ну хорошо. – Он быстро посчитал на пальцах, назвал еще три имени.
Мы построились рядом с колонной. Эльмо провел быструю проверку, тыча пальцем, – убедился, что каждый не забыл прихватить голову.
– Тронулись.
Мы пришпорили лошадей. Пузо привел нас в рощу, откуда открывался вид на разоренную деревню. Там ждали Башка и Весельчак.
– Какие новости? – спросил Эльмо.
Весельчак, у которого сарказм в крови, ответил:
– Что не тухнет, то горит.
Мы посмотрели на деревню. От увиденного меня едва не вывернуло наизнанку. Заколотый скот, мертвые собаки и кошки, изувеченные трупики детей.
– Нет, только не дети, – пробормотал я, даже не сознавая, что думаю вслух. – Ну почему опять дети?
Эльмо посмотрел на меня как-то странно – не потому, что зрелище тронуло и его, а из-за нехарактерного для меня сочувствия. На своем веку я навидался мертвецов. Но сейчас не стал пояснять, что для меня существует большая разница между убийством взрослого и ребенка.
– Эльмо, мне нужно туда.
– Не дури, Костоправ. Что ты сможешь сделать?
– Спасти хотя бы одного мальца…
– Я с ним, – заявил Ворон.
В его руке появился нож. Должно быть, у фокусника обучился этому трюку. Ворон показывает его, когда нервничает или сердится.
– Надеешься запугать двадцать пять человек?
Ворон пожал плечами:
– Эльмо, Костоправ верно сказал. Это необходимо сделать. Есть вещи, которые спускать нельзя.
– Тогда поедем все, – сдался Эльмо. – И молитесь, чтобы они не были пьяны до такой степени, когда своих не отличают от врагов.
Ворон пришпорил лошадь.
Деревня оказалась порядочного размера – до прихода Хромого в ней было две сотни домов. Половина уже сгорела или догорала. На улицах повсюду лежали трупы, к их незрячим глазам липли мухи.
– Тут нет мужчин призывного возраста, – заметил я.
Спешившись, я опустился на колени возле мальчика четырех-пяти лет. Череп был разбит, но ребенок еще дышал. Рядом со мной присел Ворон.
– Я бессилен, – признался я.
– Можешь прекратить его мучения. – В глазах Ворона блеснули слезы. Слезы и гнев. – Такому оправдания не бывает. – Он подошел к трупу, лежащему в тени.
То был парнишка лет семнадцати, в куртке солдата главной армии мятежников, и умер он сражаясь.
– Наверное, приехал в отпуск, – сказал Ворон. – Всю деревню защищал один мальчишка. – Он вынул из мертвых пальцев лук, согнул для пробы. – Хорошее дерево. Пара тысяч таких луков – и можно наголову разгромить армию Хромого. – Он перебросил лук через плечо и прихватил колчан паренька.
Я осмотрел еще двух детей, но их невозможно было спасти. В сгоревшей хижине я заметил старуху, которая попыталась заслонить своим телом младенца. Тщетно.
Ворон источал отвращение.
– Такие твари, как Хромой, – процедил он, – убивая одного врага, создают двух новых.
Я услышал приглушенный плач, ругань и смех где-то впереди.
– Давай посмотрим, что там.
Возле хижины мы наткнулись на четверых мертвых солдат – это поработал парнишка.
– Хорошо стрелял, – заметил Ворон. – Дурак несчастный.
– Дурак?
– У него не хватило ума смыться в самом начале. Может, и остальные не пострадали бы так.
Накал его чувств удивил меня. Какое дело этому человеку до парня, воевавшего не на нашей стороне?
– У мертвых героев не бывает второго шанса, – добавил Ворон.
Ага! Он проводит параллель с событиями из своего таинственного прошлого.
Ругань и плач обернулись сценой, которая показалась бы отвратительной любому, обладающему хоть каплей человечности.
Дюжина солдат стояла кольцом, хохоча над своими грубыми шутками. Я вспомнил, что однажды видел суку, окруженную кобелями, которые не дрались, как обычно, за право к ней пристроиться, а работали по очереди. Наверное, ее замучили бы до смерти, если бы я не вмешался.
Мы с Вороном сели на лошадей, чтобы лучше видеть.
Жертвой солдат оказалась девочка лет девяти. Все ее тело покрывали рубцы от ударов плетью. До смерти перепуганная, она тем не менее не издавала ни звука. Через секунду я понял: это немая.
Война – дело жестокое, и участвуют в ней жестокие люди. Боги знают, что в Черном Отряде не херувимы собрались. Но всему есть предел.
Рядом стоял старик, которого заставляли смотреть. Он-то и ругался, и плакал.
Ворон всадил стрелу в солдата, что собирался залезть на девочку.
– Проклятье! – взревел Эльмо. – Ворон!
Солдаты повернулись к нам. Блеснуло оружие. Ворон выпустил вторую стрелу и свалил бойца, державшего старика. У людей Хромого сразу пропало желание сражаться.