– Да вот, все думаю.
– Ага, – улыбнулся он. – Например, о том, какую награду мы с тобой получили.
– И об этом тоже. – Я вытащил стрелу Душелова. – Видишь?
– Тупой наконечник? – Он провел пальцем. – И мягкий. Что за ерунда?
– Вот именно. Выходит, я не должен ее убивать.
У нас даже не возникал вопрос, кто в кого будет стрелять. Хромой изначально достался Ворону.
– Возможно. Но я не собираюсь подохнуть, пытаясь взять ее живой.
– Я тоже. Вот что меня волнует, кроме многого другого: в чем истинная причина того, что Госпожа выбрала тебя и меня, почему она хочет взять в плен Шепот?.. А, пропади оно все пропадом. От таких мыслей язва заводится.
– Отдохнул?
– Вполне.
Мы пошли в сторону от реки. Продвигаться стало труднее, но вскоре мы перевалили через невысокий гребень и достигли опушки хвойной рощи. Там почти не было подлеска и сквозь кроны деревьев проникало очень мало солнечного света. Ворон остановился отлить.
– Позднее возможности не будет, – пояснил он.
Он верно говорил. Подобные проблемы возникают очень некстати, когда сидишь в засаде на расстоянии броска камнем от враждебного тебе Взятого.
Меня затрясла нервная дрожь. Ворон положил мне руку на плечо.
– Все будет хорошо, – пообещал он, явно не веря собственным словам.
Его рука тоже слегка дрожала.
Я коснулся под курткой амулета Гоблина. Это помогло.
Ворон вопросительно приподнял бровь, я кивнул. Мы пошли дальше. Я жевал ломтик сушеного мяса, сжигая нервную энергию. Мы снова молчали.
За деревьями показались развалины. Ворон пригляделся к высеченным на камнях символам и пожал плечами. Надписи ему ни о чем не говорили.
Вскоре мы приблизились к огромным деревьям, прадедам тех, среди которых только что шли. Со стволами в два обхвата, они тянулись вверх на сотни футов. Здесь и там копья солнечного света пронзали высоченные кроны. Крепко пахло смолой. Тишина стояла ошеломляющая. Мы продвигались осторожно, шаг за шагом, чтобы не выдать себя малейшим шумом.
Моя нервозность, достигнув максимума, начала спадать. Слишком поздно убегать, слишком поздно передумывать. Мозг отказался от всех эмоций. Обычно я впадал в такое состояние, когда был вынужден оказывать помощь раненым, а солдаты вокруг еще убивали друг друга.
Ворон дал знак остановиться. Я кивнул, потому что тоже услышал – фыркнула лошадь. Ворон жестом велел мне оставаться на месте, а сам, низко пригнувшись, скользнул влево и исчез за деревом в полусотне футов от меня.
Через минуту он высунулся и поманил. Мы перебрались туда, откуда было хорошо видно поляну.
Поляна оказалась небольшой, футов семьдесят на пятьдесят. В центре виднелась груда крошащихся камней – развалины какой-то постройки. Хромой сидел рядом со своей лошадью на упавшем камне, прислонившись к другому. Казалось, он спит. На краю поляны валялось исполинское дерево. Упало оно недавно, тление его почти не тронуло.
Ворон коснулся моей руки и указал в сторону. Он решил перебраться в другое место.
Мне вовсе не хотелось двигаться, когда Хромого уже видно. Каждый шаг мог насторожить Взятого. Но Ворон был прав. Солнце садилось перед нами. Если останемся, то вскоре оно будет светить прямо в глаза.
Мы двигались с чрезвычайной осторожностью. Еще бы, одна ошибка – и нам конец. Когда Ворон обернулся, я заметил его вспотевшие виски.
Он остановился, куда-то показал и улыбнулся. Я подполз к нему. Он вновь вытянул руку.
Впереди лежало еще одно дерево. При толщине в четыре фута его ствол подходил нам идеально – достаточно высоко, чтобы спрятаться, и достаточно низко, чтобы без помех стрелять. Мы отыскали точку, откуда можно было простреливать всю поляну.
Освещение тоже оказалось хорошим – несколько снопов света пробивались сквозь кроны. Воздух был чуть мутным, наверное из-за пыльцы, и лучи виднелись отчетливо. Несколько минут я разглядывал поляну, запоминая все детали, потом уселся за стволом и притворился камнем. Ворон остался наблюдать.
Казалось, прошли недели, пока не начали разворачиваться события.
Ворон похлопал меня по плечу. Я поднял голову. Он показал пальцами: идет человек. Хромой теперь бродил по поляне. Я осторожно приподнялся и выглянул.
Хромой несколько раз обошел кучу камней, припадая на ногу, затем вновь уселся. Подняв сучок, принялся отламывать от него щепки и бросать в невидимую для нас мишень. Истратив сучок, набрал мелких шишек. Просто портрет человека, убивающего время.
Почему Хромой приехал на лошади, ведь при желании он может быстро попасть в нужное место? Наверное, потому, что в этот раз путь был невелик. Я встревожился: как бы на поляну не явились его солдаты.