- Он прекрасен. – Я жмурился от удовольствия.
- Кто? – Алекс вывернул шею и посмотрел на меня как на полоумного.
- Город.
- Семен, ну ты точно дурак. Хоть и не помнишь ничего. Город ужасен. Особенно этот. Поверь человеку, повидавшему не один человеческий муравейник. Но ничего, недолго тебе осталось им любоваться.
Рано утром нас вытащили на посыпанный мелкой галькой задний двор амфитеатра, и надели бронзовые, с деревянным подбоем, ошейники рабов. Привязав к веренице таких же обреченных на труд, как стадо овец поволокли в порт. Десять душ, потерянных для мира свободных людей. Сопровождали нас двое грязных надсмотрщиков с галеры. У каждого в руке длинный кнут – признак хозяйской власти. Старший, невысокий, в коротких кожаных штанах и с голым торсом, шел впереди, держа связывающую наши ошейники засаленную веревку. Он выбирал дорогу. Останавливал, пропуская красивые паланкины благородных. Разгонял толпы мальчишек, кидавших в нас объедки и камни. Второй, помладше, был в простой набедренной повязке, лишь чуть чище, чем наши. Он шел сзади и следил за порядком. Пинками подгонял зазевавшихся. Бить кнутом остерегался, боясь попасть в еще кого-нибудь из кипящей со всех сторон толпы. Вот и сейчас мне в зад ударила босая ступня – «Вперед!». Но все равно, город был прекрасен. Больше всего поражали разложенные на лотках торговцев яркие тропические фрукты. Желтые, красные, синие. Я не помнил их названия и вкуса, но безумно хотел попробовать. С удивлением и восторгом я крутил головой во все стороны. Диким стадом пробегали мысли, названия. Когда-то я уже видел этих людей, эти улицы. Но все, абсолютно все, смешалось в изуродованной памяти.
Впереди показался белый, украшенный цветами паланкин. Несли эту красоту два темнокожих, ужасных видом, раба. Длинные деревянные шесты, лежащие на плечах, раскачивались в такт шагам. На повороте из-за занавески показалась белая вся в браслетах женская ручка и указала, куда идти дальше. Перед паланкином вышагивал звероподобный охранник с огромной гастой в руках. Он трамбовал мир вокруг безумными глазищами, вгоняя прохожих в холодный пот. Каждый представлял себе, как это тяжелое бронзовое копье ворвется в его любимые, скрученные от страха в тугой узел кишки. Запруженная улица расступалась, словно живое море. Паланкин скрылся в толпе рабов и простолюдинов, и мы снова двинулись, вниз и вниз, все ближе к морю. Уже чувствовался запах соли, ветра, стухшей на солнце рыбы. Еще один изгиб улицы и блеснула бирюзовая гладь.
- Алекс, ты был в море? – В моем голосе плескался неподдельный восторг. Алекс повернул ко мне голову, насколько позволили ошейник и туго натянутая веревка.
- Конечно. Я два года проработал надсмотрщиком на диреме. Только потом подался в портовые стражники.
- А почему ушел?
- Не люблю сырость, и девок в море мало.
- Но это не повод!
- Для меня вполне даже повод. – Он чуть не споткнулся и повис на веревке, до крови прикусив язык. Выровняв шаг, грязно выругался.
- Ну-ну, аккуратней. И как там в море?
- А паршивенько. – Алекс опять обернулся и скривил рот в грустной улыбке. – Сдохнем мы там Семен, поверь моему слову.
Теперь смачный пинок надсмотрщика достался Алексу.
В конце идущей под уклон улицы показалась сложенная из булыжников стена и широкий проем ворот. Распахнутые настежь деревянные створки вросли в землю и покосились. Мы прошли под высокой каменной балкой опутанной разлохмаченными обрывками веревок и оказались в порту. Вокруг крутым кипятком бурлила жизнь. Поначалу нас чуть не смело в сторону людским потоком, но надсмотрщик быстро сориентировался и выволок всю связку поближе к воде. Здесь было свободнее, и появилась возможность осмотреться. На центральных пирсах стаяли огромные, с задранными к небу рядами весел военные триремы. Прямо над рядами гребных окон, примостились большие прямоугольные щиты. Из-за них свешивались люди и сотрясали воздух отборнейшими ругательствами, размахивая тугими свитками. На корабли грузили пресную воду в бочках, корзины с припасами. Загорелые воины, в высоких красных шапках с кисточкой на конце, шныряли вверх и вниз по крутым сходням, подгоняя нерадивых грузчиков. Болтающиеся на перевязи длинные кинжалы при каждом шаге били их по оголенным ляжкам. Я оглянулся на замешкавшегося где-то сзади надсмотрщика и рискнул задать вопрос:
- А эти в красных кто? – Алекс пробурчал не оборачиваясь.
- Морские охотники. Легионеры, что патрулируют границы империи и проливы южнее Иредоса и Яла. Пиратов тоже они ловят. Видимо готовятся к отплытию - вишь шапки свои идиотские нацепили. Жарко в них на суше должно быть жуть, а на море вроде как в самый раз. Но, по-моему, это чистой воды показуха.
- Не любишь ты их.
- А кто их любит. Все сплошь из благородных. Не ради монеты идут на корабли, а так, приключений ищут. Ненавижу.
- А как они в деле?
- Если честно, лучше не связываться. Дерутся, говорят, до последнего вздоха. Даром что патриции. Их за глаза волками обзывают. Сам подумай, просто так такое прозвище не дадут.
- Наверно. – Я закрутил головой. - А где наша галера?
- Должна быть где-нибудь на крайних пирсах. Торговок ставят там, ближе к складам.
Мы медленно брели через весь порт. Надсмотрщики почему-то не торопились на родной корабль. По всему было видно - ничего хорошего их там не ждало. Чем дальше мы отходили от ворот, тем становилось просторнее и тише. Вскоре толпа окончательно поредела, но мы так и не пошли быстрее.
Мелкие волны качали туши усталых кораблей. Воняло гнильем, водорослями, размокшим деревом. Солнце жарило голову, вызывая безумную жажду. Бухта порта была почти круглой и в дальней части узким проливом соединялась с морем. На скалах узкой протоки стоял высокий, сложенный из известняка маяк – Большой Ночник. Название всплыло в голове всего на мгновение, но я успел ухватить его за хвост. Значит, я уже был здесь. Неужели этот город мне не чужой?
Порт, как и город, поражал и радовал уставшие от крови и насилия глаза. Не раздражали даже снующие во все стороны мальчишки, разносящие поручения и просто новости. Справа показались склады - низкие дощатые бараки. По левую руку потянулись торговые униремы. После звероподобных трирем один ряд весел выглядел весьма куце. Широкие корпуса, с площадкой для груза посередине неподвижно сидели в воде. На корме круто задирались к небу надстройка для команды и высокая площадка надсмотрщика за гребцами. Все как рассказывал Алекс в загоне.
- Смотри! Смотри!
Все вокруг останавливались и разом развернулись в сторону складов. Там быстро расчистилась площадка, окруженная толпой любопытных. Посередине остался маленький жилистый чернокожий раб в набедренной повязке и высокий, с широченными плечами надсмотрщик. Любому было понятно, раб взбрыкнул, и здоровяк в наказание охаживал его кнутом. Уже вся грудь бедняги покрылась глубокими порезами. Кусок бронзы, привязанный на конце кнута, при каждом ударе вырывал из тела маленькие кусочки кожи и мяса. Было странно, что раб даже не пытался защищаться. Стоит, согнувшись, делает пасы руками и бормочет какую-то муть на непонятном певучем языке. Толпу это очень потешало. Надсмотрщик, глумясь, бил не со всей силой, а только чтобы оцарапать и выбить кровь. Зрители же подначивали ударить посильней.
- Алекс, что делает этот идиот? Почему не прикрывается?
- Вроде как колдует. – Алекс, пользуясь тем, что оба наши надсмотрщика пялились на наказание, встал рядом. Остальные рабы тоже сбились в кучку и глазели на зрелище.
- Эти черные рабы, они из южных джунглей. Тех, что за большой пустыней. У них там свое страшное престрашное шаманство. Поговаривают, что очень сильное, но по мне, это бред собачий. Еще ни разу не видел, чтобы эти обезьяньи шаманы что-нибудь смогли.