- Ну и гад ты, Алекс.
- Да ладно, не обижайся. Сейчас купаться поведут, потом кормежка.
- Зачем купаться?
- А ты чего, гадить здесь собрался? Гадить будешь в море. Утром и вечером. Утром еще и проснуться поможет. Холодная водичка с утра самое то. – Чувство юмора Алекса хлестало через край.
Нас по паре отцепляли от весел и выводили на верхнюю палубу. Цепи соединяли вместе и привязывали к длинной веревке. Так и спрыгивали в воду. Соленая вода обжигала свежие шрамы на спине. Справлять нужду в море было непривычно, но приспособился. Много времени не дали. За веревку вытащили обратно на палубу. Следующая пара гребцов уже ждала наверху.
После купания надсмотрщики раздали ужи ужин, вываливая его из ведра прямо на скамью между гребцами. На ужин боги одарили нас отваренными бобами и кувшином воняющей тиной воды. Еда была отвратительная, но пустой желудок обрадовался и этому. Взошла белая Селена. Надсмотрщики пошли по рядам, проверяя цепи и убирая пустые кувшины.
- Алекс, как ты думаешь, мы долго так протянем?
- Нет, Семен. Не долго. Год, может два. Дольше гребцы не живут. Осмотрись – среди нас нет ни одного старика. Греби, жри бобы и гадь в море. Вот теперь твоя жизнь.
- Чем же она лучше смерти? Может, лучше было умереть там, на арене?
- Любая жизнь, Семен, лучше смерти. Поверь.
Алекс поудобнее пристроился к опоре верхней палубы и закрыл глаза. Я же еще долго не мог уснуть, перекатывая в голове комки событий короткой непонятной жизни. Столько нового, но среди этого так мало хорошего. Потом прислонился к борту и тоже уснул.
Глава 5
Первые две недели тянулись потоком нескончаемой боли. Тело ломило от усталости. Белая кожа на плечах, спине, руках обгорела и слезала лохмотьями. Но, как и обещал Алекс, я втянулся. Уже не падал в обмороки на весло, уже не засыпал мертвым сном еще до ужина. Теперь мы часто разговаривали вечером, и даже шепотом уже после отбоя. Для Алекса это был способ отвлечься от удручающей действительности, для меня возможность хоть чуть-чуть восстановиться и понять где я. После таких рассказов мне снились сны, яркие, натуральные. На основе скупых, а иногда и заведомо неточных рассказов мозг все же выуживал из завалов и обломков памяти кусочки мозаики, и складывалась более-менее ясная картина мира.
Мы плавали между островом Иредос и бесчисленными каменоломнями раскинувшейся по всему побережью империи. Из одних возили строительный известняк, из других плитняк на облицовку, а временами и мраморные плиты для домов патрициев. Южнее каменоломен начинались степи, за ними просторы Среднего моря и дальше жаркая пустыня. Край мира, как сказал Алекс. Где-то там за пустынями живут своей загадочной жизнью жаркие джунгли с черными дикарями. Оттуда привозят слоновую кость и самых крепких в мире рабов.
Сама империя, зажатая на узкой полосе земли между горами и океаном, тянулось далеко на север. Где-то там, в устье реки Тор впадающей в Залив Слепцов, блистала столица, императорский двор, центр мира. Алекс никогда там не был и не мог ничего рассказать. Моя же память показывала красивые дома, намного выше наших островных трех этажей, башни, дворцы. Что это? Я был в столице, или моя фантазия порождает яркие картинки, подменяя ими реальные воспоминания. Я не знал.
Плавание от Иредоса до каменоломен затягивалось на пять – семь дней. Ночевали мы всегда в море. Даже если до заката оставалась пару часов, надсмотрщик командовал отплытие. Я пристал с этим вопросом к Алексу, на что получил дурной и нелогичный ответ:
- Капитан боится, что рабы могут сбежать.
- Но как, мы же все прикованы?!
- Ну не все тут такие, как я и ты, без роду без племени. У многих на берегу семьи. И не бедные. Они могут прийти ночью и попробовать отбить своих. Вот капитан и гонит нас в море.
- А что будет со сбежавшим рабом?
- Смерть. Повесят на балке портовых ворот. Пока не высохнет на солнце. А могут на рудники отправить. На каторгу. Но лучше смерть, чем туда – там, по слухам, умирать будешь долго. Заживо сгниешь.
- Да уж. Не самая, видать, у нас худшая доля. – Алекс улыбнулся моей шутке.
- Да ты, Смен, тоже остряк, не хуже меня.
На следующее утро гребец, сидящий перед Алексом, не поднялся с весла. Он умер во сне, то ли от истощения, толи просто не захотел жить дальше. Он давно всех достал разговорами, что смерть будет его избавлением. Похороны прошли быстро. Пришел старший надсмотрщик. Резкими сильными ударами сбил замок рабский ошейник. Расклепал браслеты на руках. Помощник подал ему маленькую жаровню. Раскаленной железкой покойнику выжгли на лбу два больших скрещённых весла. Потом худое скрюченное тело отнесли на корму и без особых церемоний выбросили в море.
- Алекс, а зачем весла трупу выжгли?
- Чтобы и после смерти, все видели, что человек - раб с галер. Так что не надейся, что смерть это выход. Там, на верху, тоже будешь воду доской месить.
А через несколько дней, наконец, разгрузившись в порту, мы не отплыли сразу в море. Двое младших надсмотрщиков и капитан ушли в город за новым рабом. Вернулись они уже под вечер, почти к закату. Мы с Алексом, да и многие другие рабы оторопели и испуганно жались к своим скамьям. За веревку, привязанную к ошейнику, на борт галеры затащили привидение. Этого человека я не смог бы забыть до конца своих дней. А все по тому, что именно он убил надсмотрщика в порту. И все мы видели, как он умер под копьями охраны. А тут вот - живой. Только грязный, замызганный, еще более тощий. Весь в фиолетовых, едва подживших шрамах, мелкой сетью опутавших тело. Да руки замотаны окровавленными тряпками.
После отбоя Алекс опасливо осмотревшись и проверив, что надсмотрщики убрались к себе в кормовую надстройку, а дежурный, сидящий на площадке смотрит в другую сторону, решил заговорить с новеньким. Он наклонился вперед, через спинку скамьи и зашептал.
- Ты откуда, обезьяна? Мы же видели, как тебя копьями всего издырявили?
- А ты кусок ослиного навоза. – Шаман сказал это спокойно, без малейшего намека на обиду или презрение. Я прыснул в кулак. Алекс чуть не вскочил от злости, но вовремя опомнился, зашипел обозленной змеей.
- Ты чего меня навозом обозвал?
- Ну, раз я обезьяна, то ты навоз.
- Умный, да?
- Не глупее тебя.
Алекс насупился и откинулся назад. Гордость из моего друга хлестала фонтаном. Ничуть не смущаясь, я сам наклонился к новичку.
- Не обижайся. Алекс у нас больно заносчивый, но это пройдет. Скажи лучше, как тебя зовут. И действительно – как ты сюда попал. Мы же видели, как тебя убили.
Черный долго молчал, двигал бровями, думал о чем-то своем. Но потом все же выдавил.
- Мумр. Имя это. А убить меня не так уж и просто. Я шаман дождя. Меня можно топить, жечь в огне, колоть, рубить. Все равно выживу. Охранники думали мне конец, притащили в сарай и бросили в углу, в кучу мусора. Думали, издохну. А я полежал, отошел, поговорил с предками – раны и затянулись. И опять как новенький.
Алексу надоело тешить свою гордость, и он влез в рассказ.
- А чего тогда потом не повесили? За убийство охранника должны были повесить.
- Побоялись. Вдруг в петле не помру. Вот смеху то будет. Живой труп на воротах порта болтается. Продали вашему капитану за гроши. Мизинцы вот только отрубили. – Мумр показал нам окровавленные тряпки. – У шамана дождя вся сила в мизинцах. Знают гады. Из меня теперь шаман, что из мух похлебка.
- Совсем шаманить не можешь? – Меня охватил нездоровый интерес.
- Могу, но так. Только самые простые вещи. Болезнь наслать, голову полечить.
- А кандалы снять? – Мумр обернулся и взглядом затравленной крысы уставился в мои глаза.
- Даже не мечтай, не смогу. И раньше пришлось бы долго готовиться, а теперь точно не могу.
Надсмотрщик спустился в ямы проверить рабов. Пришлось прекратить разговор. Я прислонился к борту, но не мог уснуть. Шаманы, колдовство, что то крутилось в голове связанное с этим. Где-то в прошлой жизни эти дети дождливых лесов оставили в моей жизни четкий след. Мысли крутились вереницей, но я не мог их поймать. В моей пустой голове мыслям было, где разгуляться.
Через пару дней перед вечерней прогулкой в море Алекс наклонился к Мумру, и долго с ним о чем-то шептался. Потом, довольный, откинулся на скамью.