Княгиня Гертруда, высокая, поджарая особа с красивым, густо покрытым белилами лицом, в строгом чёрном вдовьем платье и повое[14] на голове, стояла впереди всех. Гордо вздёргивала она вверх голову и смотрела вокруг себя с надменностью знатной матроны, привычной к власти и сознающей своё положение. Пальцы её, долгие и сухие, перебирали чётки, она время от времени поворачивалась лицом к находящимся рядом двум нарядно одетым жёнам и объясняла им:
— Возок княгини Чешской, Свентославы[15]. Украшен львами золотистыми в коронах. Княгиня Свентослава — сестра польского князя Германа, моя племянница и двухродная тётка моего сына… Боярин Ардагаст. На вороном коне с серебряным стременем. Владелец обширных земель на Буге, под Дрогичином… Вон тот всадник, на мышастой[16] лошади, приземистый, в шапке горлатной, с чёрной бородой — Игоревич Давид, безудельный князь… Племянник младший моего покойного супруга.
Гертруда говорила сначала по-русски, а потом повторяла сказанное по-немецки, чтобы слушательницам всё было понятно.
Двадцатитрёхлетняя Кунигунда, во святом крещении Ирина, с живостью в голубых, как море, глазах всматривалась в гостей, с жадностью вслушиваясь в слова свекрови. Сказочно тонкий, словно игрушечный, стан её перехватывал широкий шёлковый пояс, поверх нижнего платья — котта багряного цвета с узкими рукавами была надета безрукавка — сюрко из тонко выделанной шерсти, голову и плечи покрывал мафорий[17] цвета морской волны. В ушах золотились звездчатые серьги с крупными сапфирами и топазами. На пальцах тоже сверкали золотом и каменьями самоцветными перстни-жуковины.
Глядя на сноху, Гертруда досадливо вздыхала. Хороша собой Кунигунда, не одному боярину и отроку[18] вскружила голову. Так и брызжет в глаза весёлая беззаботная молодость и красота её. Всё в снохе привлекает, притягивает восхищённые мужские взоры — и ланиты[19], словно из мрамора выточенные, и ресницы долгие, и брови-стрелки, которые ни подводить, ни выщипывать не надо. Даже немного великоватый мясистый носик нисколько не портит, но, наоборот, как-то по-особенному красит лицо молодой княгини. А ведь привыкла Гертруда быть всегда и везде первой по красоте. Теперь же, глядя в серебряное зеркало, наблюдая морщины окрест век и на некогда свежих, яко спелое румяное яблоко, щеках, видя нос долгий и острый, покрытый точечками угрей, седые власы, оставалось ей лишь вздыхать. Да, прошли, минули молодые лета.
…Рядом с Кунигундой стояла мать её, Адела Брабантская, полная, розовощёкая фламандка, такая же, как и дочь, златокудрая и голубоглазая, облачённая в долгую ромейскую столу[20], в платке, плотно покрывающем голову. Приехала издалека, из Саксонии, из Мейсена[21], поспешила проведать зятя с дочерью, посмотреть на малолетних внучат.
Старшенькая, шестилетняя Анастасия, крутится здесь же, возле матери, хватает ручонками подол платья Кунигунды-Ирины, молодшенькие, Ярослав с Вячеславом, совсем ещё крохотные, гуляют с мамками по дворцовому саду.
Роды не испортили красоты молодой княгини, всё та же худенькая, хрупкая девушка стоит рядом с Гертрудой и слушает её с живым любопытством.
И радостно было за сына, но и обидно немного. Теряла медленно, но неуклонно княгиня-мать первенство в сыновнем терему.
— А вон, смотрите, два угорских[22] королевича — Коломан и Альма. Едут комонные. Тот, что на низенькой лошадке, — старший, Коломан. Горбатый и хромой заика, и слеп на один глаз, как токмо и на свет уродилось чудище этакое! Альма — тот выше намного ростом. Их покойная бабка, королева угров Рихеза, приходилась мне старшей сестрой. Власы у обоих долгие и чёрные, жупаны доброго сукна с серебряной нитью, сапоги тимовые с боднями, тоже серебряными, шапки войлочные.
При виде угорцев Кунигунда зарделась, в глазах появились смешинки, она прикрыла ладонью нос и рот, удержалась, чтобы не расхохотаться. Всему свету известно, что наследный принц угорской короны Коломан давно и безнадёжно влюблён в неё.
— Вот та жёнка полная, уткой переваливается, из возка выходит — это мать их, Софья, дочь князя Изяслава[23]. Только не моего почившего супруга, другого Изяслава — Полоцкого.
— Они, наверное, хорошо знают славянскую речь? — спросила графиня Адела.
— Ещё бы! Не в первый раз на Руси! — Гертруда презрительно хмыкнула. — Ага, вижу отроков княжеских. Справа — худой, длинный, как жердь, Воикин, слева — Радко, пониже ростом, светловолосый. Ближние слуги моего сына, — добавила она, указывая на двоих молодцев в травчатых[24] кафтанах и лихо заломленных шапках-папахах, медленно въезжающих в ворота вслед за угорской свитой королевичей.
15
Свентослава (1050—1126) — чешская королева, супруга Вратислава Второго, дочь польского князя Казимира, брата Гертруды, от брака с Марией-Добронегой, сестрой Ярослава Мудрого.
23
Софья, дочь Изяслава — вымышленное лицо. По В.Н. Татищеву: «Гейс, король Венгерский, был женат на дочери князя Изяслава, от которой родился сей Коломан…» Но о каком Изяславе могла идти речь, непонятно. Если о муже Гертруды, Изяславе Ярославиче, то тогда родители Коломана оказались бы слишком близкими родственниками, двоюродными братом и сестрой, а подобные браки не разрешались католической церковью. Что касается генеалогии полоцких князей, то она изучена плохо. По другим сведениям, матерью Коломана и Альмы (Альмоша) была немецкая принцесса.