— Хватит, как думаешь?
— Ты разжигай, воду ставь, а потом сходим еще.
Еще мы ходили трижды.
— Это дорогу мостят, Москва — Ростов.
— Где? И кто? — Андрей рад был передохнуть, не по себе корягу выбрал.
— А полвека тянут, даже больше, — я рассказал про церковь и вызов Гитлеру.
— Шутки шутишь? А я действительно что-то слышал, — обиделся Андрей. Есть такие люди, вроде слепых или глухих от рождения, без чувства юмора. Не дано, и хоть умри.
Умирать никто не хотел, все уже пили чай и кофе — шумно, с хлюпаньем, по три кружки зараз. Потом двинулись на объект.
Я устроился поблизости, на берегу речушки, и начал проверять, насколько усвоил «Наставление…». Кляксы получались красивые — голубые, розоватые, и только на пятой пробе появилось алое колечко. Участок 1223 (это не значит, что мы отобрали столько образцов, просто план расчерчен на квадраты. Морской бой. Скорее кладбищенский). Я не стал кричать ура и плясать. Могильным старателям положено быть суровыми и сдержанными людьми, людьми, знающими истинную цену жизни и смерти.
В очередной поход за керном я сообщил о результатах. Честная кампания решила до обеда продолжать отбор проб, ну а позже, к вечеру, перейти от теоретизирующих изысканий к прикладным, на пользу конкретному народу.
— Работы не боюсь, работу свою люблю, — опять процитировал Сергей. Что значит — поэт! Он и среди могил не как другие, особенный!
По правде, я разозлился. Все шло совсем не так, как представлялось. Слишком не так. Вместо академической работы, пусть дурно пахнущей с виду, мы занялись делом, воняющим изнутри. Мерзко воняющим. И больше всего бесила собственная беспомощность. Что делать, плюнуть на всех? Тогда нужно бросить практику и отправляться домой. А это значит распрощаться с научной работой и кандидатской диссертацией. Да и трудно так вот разругаться и рассориться, человек — скотина очень стадная. И потом, ребятам действительно нужны деньги, платить за учебу, одежду, да просто не умереть с голоду. Что дозволено государству, дозволено и нам.
И все равно тошно. Поэтому меня и определили на работенку, напрямую вроде бы не связанную с мародерством. Научную работенку. Я не тырил, я не крал, я на шухере стоял, как говорит в таких случаях дядя.
Поэтому, когда все пошли «на дело», я в стороне не остался.
На участке 1223 покоился Савва Щеглеватых, мещанин, 1860–1911. Гранитная плита, невелика, мы ее мигом в сторону. Грунт плотный, и давался нелегко, однако, меняясь попарно, мы довольно быстро уходили вглубь. По колено, по пояс, по грудь. Немного нервировала старуха, но близко к нам она не подходила, и потому врать ей насчет особых научных нужд не пришлось. Земля пахла тяжело, не так, когда копаешь лунку для саженца на субботнике. Сколько деревьев я посадил? И сколько прижилось?
Гроба, как такового, не было. Более восмидесяти лет прошло. Сгнил, обратился в труху. Дешевый был гроб, из материала попроще. А вот дубовые могут замориться, что саркофаг — прочные и тяжелые. Премудростями поделился Камилл на роздыхе.
Кости оказались не белыми, как пишут и рисуют, а темными, почти черными. Земля въелась, почва. Думать не хотелось, что это за земля.
Добычи всей — мост, граммов на десять. Вот золото действительно не потускнело. Промыли водицей, обтерли тряпицей и спрятали в сумочку. Хранителем как-то само собой стал Камилл, а не Сергей. Я почему-то думал, что должность это поэтическая.
— Начало положено, продолжим завтра. Как, есть задел? — Камилл спрашивал о результатах проверки реактивом Фельдмана.
— Еще один.
— Не густо, но мы постараемся взять проб побольше. Глядишь, чего и звякнет, — страсть к цитированию заразна.
До глубоких сумерек мы брали пробы. У меня возникло подозрение, что золото Камиллу не очень-то и нужно, просто это способ заставить нас работать по максимуму, без дураков. Как нам организовать соревнование. Вот и я встал на пагубный путь начетчика.
Вечером у костра все шутили и смеялись, и я тоже, но шутки удавались не больно здоровые. Какие-то мы взвинченные, неестественные. Изменившиеся.
И опять только с большим трудом я засел за дневник. Ничего того, о чем хотелось бы потом вспоминать, не происходит. Я тут пробежал первые страницы, сравнил. Кажется, польза все же есть. Во всяком случае, тужиться не приходятся, слова вылетают сами, успевай записывать. Прочистился канал, теперь пустыня зазеленеет, и трудолюбивые дехкане самоотверженным трудом ответят на заботу страны, пославшей им воду далекого моря.
Высохло море. Напрочь. Извлечь из этого урок и не пускать воду в песок, то бишь не писать лишнего. Заранее знать, что лишнее — привилегия гения, а я — студент-могильщик. Золотоискатель. Тетрадь у меня толстая, большая, хватит до конца практики. И ручка с толстым стержнем, немецкое качество, пишет и пишет. Пусть отдохнет.