Вокруг опять все стало серо и скучно. А в голове — ясно. Глуп я. Попросту дурак. Приперся, а зачем? Что я надеюсь здесь увидеть, чего добиваюсь? Бесцельный, бессмысленный поступок.
С другой стороны, могу я позволить себе глупость? Почему нет, могу. позволял и позволяю. Раньше люди, чтобы подумать, уходили в пустынь, подальше от остальных. Надолго уходили, иные навсегда. Мои мыслишки воробьиные, обойдусь одной.
Я отключил даже сигнальную лампочку на приборной панели. Пусть глаза привыкают к темноте. В полумраке достал из заветного местечка ружья, зарядил, переложил поудобнее. Есть не хотелось совершенно. Не волнуюсь. А дрожу и потею попеременно просто ради развлечения.
Стало душно, но я и не подумал опустить стекло. Дверцы тоже запер после кратковременной вылазки — обошел грузовик, осмотрелся, пока было видно, забрался внутрь и забаррикадировался. Мысленно.
Я сидел и смотрел по сторонам, не зная, что, собственно, ожидаю увидеть. Ничего. Спустя час тьма сгустилась, и я видел не дальше собственного затылка. Я вообще ничего не видел. Совершенно. Хотелось врубить дальний свет, завести мотор и уехать. Дельная мысль. Но раз приехал, то приехал. Сиди и смотри. Слушай.
От дробных звуков я подскочил и едва не нажал на курок ружья. Дождь, всего-навсего дождь, причем не ливень, не проливной. Едва накрапывает, примеривается, стоит ли сюда падать или лучше дальше пролиться, на соседнее село. Затем и гроза, долго томившая, подала весточку. Умеренные, не пушечные раскаты грома докатывались издалека, а молнии скупо освещали кусочек неба, не более.
Дворниками я принялся расчищать обзор, но потом прекратил. Все равно, ничего не видно, зряшный труд.
Капли застучали немножко чаще, немножко громче. Потяжелели. Лучшая погода для сна. Я провел пальцем по стеклу, почувствовал, что оно запотело. Через вентиляционную решетку слышен был запах прели, грибов. Наверное, просто казалось, летний дождь всегда для меня пахнет грибами.
За шумом грозы я ничего не услышал. Только почувствовал, как покачнулся Чуня. Кто-то забрался в кузов. Я оглянулся. Заднее окошко небольшое и забрано металлической сеткой. Не знаю почему, но так принято среди водителей нашего района. Я ее оставил, хотя не раз порывался снять. Теперь же мне захотелось, чтобы она превратилась в стальную полудюймовую решетку.
Пару раз сверкнула молния, но я ничего разобрать не смог. Чувствовал, как слегка покачивается на рессорах машина, пару раз скрипнул борт. Хотел включить фонарь, тот самый, розданный на облаве, в суматохе я позабыл его вернуть, но передумал. Погожу. Все равно обзор никакой.
Чуня качнулся сильнее. Похоже, пассажиров поприбавилось. Затем что-то коснулось и кабины, я чувствовал царапанье сзади и над собой. Опять удержался, света не зажег.
Ручка левой, ближайшей ко мне дверцы, начала поворачиваться. Я снял запор, пусть открывают, если хочется, а сам отодвинулся к противоположной стороне.
Дверь раскрыли не постепенно, а рывком, со стуком. Я включил знаменитый фонарь. Никогда раньше не видел, чтобы миниатюрная лампочка перегорала так же, как и обыкновенная — мгновенно, испустив на долю секунды неживой фиолетовый свет. Я толком ничего не разглядел, а что увидел — не осознал. Просто схватил ружье и выстрелил в раскрытую дверцу.
За этим я сюда и ехал, верно?
Пальбу внутри автомобильной кабины я ранее не практиковал. Ружье дернулось, горелый порох пах нестерпимо. Весь заряд дроби вылетел наружу, но это получилось скорее случайно, нежели благодаря моей сноровке. Я подался к двери и, выставив ружье наружу, ударил из другого ствола, совершенно вслепую, потом поспешно захлопнул дверь и заперся.
Я попал. Охотник ощущает это интуитивно, или, может быть, просто слышит удар дроби о тело. Не знаю. Но что попал — был уверен. Но так же был уверен, что не убил.
Я спешно перезарядил ружье. Что дальше?
Возня в кузове усилилась, что-то простучало по крыше кабины, перебираясь вперед, на капот. Нет, стрелять через стекло я не стану. Если разобьют, тогда.
Автомобильное стекло — не оконное. Оно выдерживает встречный ветер на скорости в сто километров. Удары в него, вялые, нерешительные, выдержало тоже. Били не камнем, голой рукой, так мне показалось.
Тонкие всхлипывания донеслись откуда-то сбоку, и капот очистился, попытки пробить стекло прекратились. И с кузова соскочили, слышен был глухой удар оземь, не тяжелый, не легкий. Так падает куль сахара — непружиняще, бездушно.
Всхлипывания усилились, стали многоголосыми.
Я слушал их в полной тьме, пытаясь обрести здравый смысл, скепсис, прежний взгляд на мир. Одна, мгновенная вспышка перегоравшей лампочки, не многого же нужно, чтобы смутить ум.