Поздоровавшись, Константин Михайлович напомнил, в какие годы учился в Академии, и его вспомнили, а затем принялся расспрашивать, что вообще происходит. Однако старики только развели руками в ответ — их точно так же, как и его, усадили в челнок без всяких объяснений, велев следовать по указанным координатам, где их подберут.
— Ты, молодой человек, и поведешь, — проскрипел Самуил Никонович, — у меня, как видишь, руки трясутся.
Ну да, в свои пятьдесят два он для этих зубров действительно молодой человек. Константин Михайлович прошел к пульту, сел в кресло пилота, закрыл аппарель и отправил в диспетчерскую авианосца запрос на старт. Силовое поле на выходе из ангара, не позволяющее воздуху покидать корабль, мигнуло желтым цветом три раза, сообщая, что его насыщенность понижена до уровня, позволяющего пропускать твердые предметы.
Покинув «Республику», Константин Михайлович повел челнок к указанным координатам, поглядывая на экран сканера пространства. А когда основные корабли флота остались позади, впереди появилось что-то очень массивное. Только подлетев ближе, инженер понял, что перед ним огромное, как бы не в километр длиной толстое зубило, на борту которого было по-русски написано «Петроград».
— Это ж за дура здоровенная такая?.. — растерянно спросил Геннадий Илларионович. — Корабль?! Это корабль?!
Строить корабли такого размера после нескольких попыток не решался никто. Затраты астрономические, а толку — ноль. Однако один из них перед глазами, причем очень странной, непривычный формы, такой не использовали ни в одной из известных стран, она резала инженерам глаза. Но ведь, судя по надписи, корабль русский. Как это возможно? Кто и когда его построил? На какой верфи?
Три инженера растерянно переглядывались, ничего не понимая. А затем увидели, как в борту «Петрограда» открывается аппарель, она словно протаяла, так протаивает льдина, если бросить на нее раскаленный камень. Константин Михайлович поежился, было во всем этом что-то потустороннее, и двинулся к шестигранному отверстию, окруженному светящейся рамкой. Оказавшись внутри, он пролетел через довольно длинный коридор, оценив толщину бортов гиганта — не менее сорока метров, и оказался в ангаре, где посадил челнок во вспыхивающий синим светом круг.
Инженеры двинулись к выходу из челнока, Константин Михайлович поддерживал под руку еле идущего, хромающего на обе ноги Самуила Никоновича, а Геннадий Илларионович довольно бодро шел сам. Оказавшись снаружи, они принялись осматриваться, и первые же увиденные устройства заставили всех троих сильно изумиться. Почти ничего знакомого! А остальное только выглядело знакомым, но таковым не являлось.
— А кораблик-то чужой… — уронил Самуил Никонович.
— Но надпись на борту — русская! — возразил Константин Михайлович.
— Надпись — русская, а корабль — чужой! — старик повел рукой вокруг. — Не наша цивилизация это создавала, совсем не наша, инженерные решения совсем другие, да о чем речь — вообще другая инженерная школа, созданная на неизвестных нам принципах.
— Вы совершенно правы, уважаемый! — заставил их вздрогнуть чей-то гулкий бас. — Мы не отсюда. Даже не из вашей вселенной. Но, тем не менее, большинство из нас русские.
Инженеры резко обернулись и во все глаза уставились на двухметрового гиганта в незнакомого типа десантном скафандре, его сопровождали два пожилых человека, один из которых тоже однозначно был инженером, об этом говорили неуловимые глазу мелочи, понятные профессионалам. А вот второй, похоже, являлся то ли пилотом, то ли кем-то еще.
— Добрый день! — поздоровались недавние каторжники, после чего представились. — А зачем мы вам?
— Да просто вытащили с каторги хороших людей, верных присяге, — улыбнулся гигант. — Захотите, останетесь с нами, но мы вскоре вашу вселенную покинем. Не захотите — доставим, куда скажете. И да, позвольте тоже представиться. Полковник Карл Генрихович фон Бревен. Слева — наш корабельный инженер Кирилл Владимирович Инголин, а справа — щитовик Моисей Соломонович Шапиро. Он же безопасник. По вашей терминологии — жандарм.