Даже отыграться, похваставшись взятием «языка», у меня не получилось. Оба головореза тоже оставили по одному недобитому врагу. И это, рубясь вдвоем против семерых!
Зато потом, стоя прямо посреди поля боя, они не преминули устроить дискурс на тему, чьего пленника допрашивать, а чьих добить. Увы, тащить на допрос всех троих у нас не было никакой возможности, — у нас лодочка, а не баржа. Даже не пытаясь предлагать «своего», а посоветовавшись с духами, я ткнул пальцем в того, которого взял Бокти, — он выглядел побогаче одетым и лучше экипированным. Но обосновал это исключительно падением «волшебного» камешка правильной стороной. Камешек бросал прямо у них на глазах (правда, не сказав, какая сторона «правильная»), потому все было по-честному, и Лга’нхи не обиделся, тем более что и скальпов ему досталось больше.
Правда, не учел я, что мне придется самому добивать своего пленного. И хотя убийство в бою уже стало почти привычным, каждый раз, когда приходилось вот так вот добивать беззащитного человека, меня охватывала дрожь. Но добил. И скальп содрал. А потом сразу попытался допрашивать пленника, пользуясь «моментом истины». Но тот, хоть на его глазах только что и зарезали двух соплеменников, в ответ лишь плюнул в меня и попытался поднять тревогу. Крепкий малый. Пришлось вырубить, заткнуть рот и отдать в лапы Бокти. Мол, ты взял, тебе и тащить до лодки.
Вам трудно добивать пленных? Какая фигня! Попробуйте их пытать, а потом говорите о трудностях.
Да, почетное право извлечь из пленного информацию было предоставлено мне, как опытному переводчику-полиглоту, глубоко проникшему в мир духов.
Извлечь информацию. Проще из камня воду выдавить, чем запугать этого. Скорее уж это мне становилось страшно, когда пленник втыкал в меня свой ненавидящий взгляд. Мороз по коже! А причину подобной ненависти он озвучил стразу: тот парнишка, что я убил, был его сыном.
Да, конечно, говорят, что специалист по пыткам может сломать любого «кремня» и заставить петь, как соловья. Но я таким не был. Как, впрочем, и Лга’нхи или Бокти. Тут как-то не принято было разговаривать с жертвами, да и особо мучить их — тоже. Охотник, продляющий страдания своей жертвы, рискует нарваться на последний удар или приход хищника покрупнее. А воину пытать врага тоже без надобности: рабство пока толком не прижилось, а ломать воина, заставляя умирать в слезах и соплях, — портить его ману, которую собираешься взять себе.
Нет, никаких нравственных мучений они от пытки врага не испытали, а пожалуй, даже с интересом и любопытством приняли бы новый опыт. Вот только что-то мне не хотелось им его передавать. А особенно приобретать самому. Жечь огнем, загонять под ногти щепки, сдирать кожу — бр-р-р! Пожалуй, для всего этого нужны нервы покрепче моих. Одно дело, абстрактно рассуждать о допросах с пристрастием, а совсем другое реально этим заниматься. Да я даже мухам и тараканам в детстве лапки и крылышки не отрывал — жалко было. И ни одной кошке или собаке консервную банку к хвосту не привязал, по причине все той же жалости. А тут живого человека пытать. Да я даже не знаю, с какого боку к этому приступать, побить палкой, чтобы завести самого себя, а там уж? Сразу перед глазами встает Пивасик, и весь завод сразу пропадает.
Короче, сделал то, что умел. Наковырял глины и слепил изображение того парнишки, благо его черты довольно сильно врезались мне в память. Устрашенный перспективой приобрести профессию палача, что называется, вложил в работу душу. Парнишка получился как живой, с копьем-палочкой наперевес.
Потом объяснил мужику, кто я такой и какой авторитет имею в мире духов. И тупо предложил сделку — если он скажет все, что мы хотим, душа его сына будет в загробном мире, как у бога за пазухой. А коли нет, ее будут мучить мои хорошие приятели-демоны — экзаменаторы, гопники и будильники, и мало ей не покажется. Сделка состоялась.
Нет. Они не тупые. Просто боятся, что, если вдруг случайно подумают, у них голова взорвется! То, что голову им вражеские топоры и дубины проломить могут, — это не страшно. Это дело обычное, а вот подумать головой…
Впрочем, при чем тут голова? Они ведь, согласно утверждениям собственных экспертов, грудью думают, а голова у них просто, чтобы было обо что дубинками бить.
Так что получается, мне даже посоветоваться не с кем. Даже Гит’евек, на которого у меня почему-то была надежда, как на более прогрессивного специалиста по части массовых убийств, и то придержался общей концепции — «пойти и подраться». Что уж говорить про Бокти и Лга’нхи? Нет, возможно, Лга’нхи и попытался бы помочь подумать, но только не тогда, когда рядом эта лесная горилла, с которым у него уже который день идет негласное соревнование в крутости. Оно, конечно, понятно — парень молодой, и дурь из него прет так, что ни одной затычкой не удержишь, а жизнь еще не научила сдерживать свой гонор. Но только если я не представлю в ближайшую пару дней конкретного плана, они пойдут и тупо нападут прямо на вражеский поселок. И учитывая тот факт, что одних только мужиков там раза в два-три больше нашего, а плюс к этому бабы и подростки, которые тоже полезут в драку, перспективы вырисовываются малооптимистичные.