Собственно, да, пираты. Увы, никакой романтики в стиле капитана Блада или Джека Воробья. Они и напали-то не в море (и слава богу, не представляю, как можно драться в этих кожаных тазиках), а когда мы выползли на берег. Да и профессионалами в своем деле явно не были, поскольку действовали абсолютно безграмотно.
Я ведь Витька заранее расспросил насчет традиций и «шалостей» местной прибрежной публики в отношении проплывающих мимо них караванов. И он мне честно поведал, что специально ходить кого-то грабить у них вроде как не принято. Потому как с ума сойдешь дожидаться очередного каравана. Не так часто они вдоль берега плавают, чтобы всерьез наладить пиратский бизнес. А наезжать на чужие поселки? Ну можно, конечно, пару лодок стащить или еще как набедокурить. И молодежь иногда этим развлекается. Но, опять же, больше ища выход для дури, чем в качестве промысла. Другое дело, что у прибрежных, как у всех приличных людей, коли есть возможность чужого ограбить, так стыд тебе и позор, если ты клювом прощелкаешь! Неважно, рыбак ты или перевозчик: когда приспичит, все становятся малость пиратами.
– Но на такой караван, как наш, – успокоил он меня, – никто не позарится, ибо больно уж нас много.
Увы, не учел Витек новшеств, что появились в жизни всех окрестных земель после появления тут аиотееки. Эти ребята разорили немало прибрежных поселков. Многие, вроде родни Витька, подхватив невеликий, влезший в лодки скарб, ломанули подальше от этой напасти на восток. А берега моря, как известно, не резиновые, особенно учитывая, что не так много удобных гаваней на побережье. Так что вывод ясен: где-то испуганный народ просто резал друг дружку или кто под руку подвернется. А где-то сбивался в кучи, образовывая аналогии «береговых братств», которые, не будучи обремененными соседскими или родственными связями с «восточными», наводили изрядный шорох на этих берегах. Короче, разброд и шатания.
Да и местные в ответ тоже не журились и с радостью вгрызались в добычу, коли считали, что она им по зубам. Я вот, например, не спрашиваю, где были взяты лодки, на которых мы едем. Хотя Витек, облазивший каждую, уже доложил, что почти все они, судя по особенностям конструкции и племенным узорам, из разных племен и родов.
А Кор’тек, адмирал нашей флотилии, отвечая на вопрос, «почему сами прибрежные не захотели везти товар, а лишь продали Леокаю лодки», сказал, что, во-первых, надо беречь поселок от нашествия лихих людей, а во-вторых, в этот сезон на перехвате чужих лодок можно заработать больше, и вообще, он во все это ввязался исключительно, чтобы не портить отношения с Улотом, а иначе в эти неспокойные времена ни за что бы край родной не покинул.
Ну да бог с ними со всеми. Короче, пираты. Если этих убогих гопстопников можно назвать таким грозным прозвищем.
Заметили мы их еще утром. Да и сложно не заметить, когда они, пока мы спокойно проплывали мимо какого-то поселка, судорожно выскакивали из хижин, садились в лодки и что-то нам орали.
Кор’тек сразу заявил, что это, мол, чужие и на провокации криком поддаваться не надо. Потому как он в этом поселке своему третьему сыну жену выменивал и местных знает, а это точно не местные, и даже лодки у них неправильные, и народу больно уж много. Непонятно, откуда столько взялось?
Ну, я ему сразу порекомендовал про родню забыть, пришлые небось уже всех вырезали, когда захватывали поселок. Кор’тек со мной согласился, без особой, впрочем, печали. Видать, родня была дальней или невеста не оправдала запрошенной за нее цены.
Ну а дальше расчет простой: у нас одиннадцать лодок и на них семьдесят человек. А у супостатов лодок раза в полтора больше, и забиты они до отказа, поскольку груз им везти в них не надо. Так что на сотни полторы можно смело рассчитывать.
Также можно было смело рассчитывать, что на воде с нами драться они не полезут. Поскольку в подобной драке перевернуть лодку и утопить груз – дело нехитрое. Нас будут преследовать и нападут уже на берегу.
Да и хрен с вами. На коротком совещании за бегство высказались только Кор’тек и Санкай – главный приказчик Царя Царей, он же по совместительству его полномочный посол. Все же остальные, начиная от воинственного Лга’нхи, нетерпеливо тискавшего рукоятку своего волшебного шестопера, и заканчивая Ливоем – предводителем улотских вояк, высказались за «мочить гадов».
У меня предстоящая битва особого энтузиазма не вызывала. Нет, погибнуть в бою или еще чего-то этакого я не боялся. Научился уже относиться к этому по-философски. Да и выйдя из двух больших битв (а тут любая битва, где дерутся больше десяти человек, считается большой) без единой царапинки, я как-то малость начал считать себя неуязвимым. Вот только совсем другое дело, что будет после битвы! А именно – пока гордые воины будут хлебать пиво, жрать и похваляться перед друг дружкой подвигами, я несколько дней подряд буду штопать раны, менять перевязки и жевать очень горькую травку. То еще Щастье!
Но куда деваться? Ясно было, что обойтись без драки не получится. Даже если мы вовсю поднажмем, рано или поздно пустые лодки с большим количеством гребцов нас догонят. Да и плавать ночью тут не умеют. Так что на берег мы все равно вылезем, другое дело, что к тому времени будем уже измотанные и уставшие. Как говорится, «те, кто пробует убежать от снайпера, умирает потным».
Потому я поневоле присоединился к воинственному большинству, лишь отчасти детализировав план, предложив сначала приналечь на весла, чтобы к тому времени, когда нас настигнут, успеть влезть в доспехи и подготовиться к битве. И выбрать наиболее подходящее для действия оикия поле боя, предоставив выбор такового Гит’евеку.
Гит’евек на это сказал, что им подойдет любой достаточно просторный и ровный пляж, каковой и нашелся через пару-тройку километров. Мы на нем высадились. Я осмотрел местность и внес новую инициативу, предложив заодно ограбить супостатов. А для этого всего-то и надо – спрятать в камнях улотское воинство вместе с прибрежной «морской пехотой». А когда недоделанные капитаны флинты выскочат из лодок и побегут на стоящие в глубине пляжа оикия, вдарить им в тыл и отсечь от собственных лодок.
Расслабился. Потому как дебил. Мое предложение страшно оскорбило Ливоя. Дескать, не будут славные улотские воины ховаться по каким-то там камушкам, поскольку привыкли встречать опасность грудь в грудь, глаза в глаза, носом по кулаку. Идиот, такой план испортил! Если бы все получилось по-моему.
Засаду мы все-таки поставили. Наши прибрежные ничего против подобной тактики не имели, мы с Лга’нхи и воинственно верещащий Витек – тоже. Благо прибрежные не намного отличались «цивилизованностью» от степняков. Другое дело, что все-таки нас было маловато, а самое главное, горские и оикия – не слишком хорошее сочетание на поле боя, неважно, дерутся ли они друг с другом или против общего врага.
Собственно, так и получилось – горские больше мешали. Пока наши забритые выстроились хитрой перевернутой буквой «П», выставив посередине оикия, выстроенную в два ряда, широкой стороной по фронту, а с флангов пристроив две другие, тремя человеками по фронту. Горские выстроились своей обычной одиночной шеренгой, да еще и не рядом с «забритыми», а чуть впереди и сбоку. Видимо, это было вопросом чести.
И естественно, когда с пиратских лодок на них ломанул десант, они ломанули ему навстречу. Оикия остались на месте и приняли волну десанта плотным крепким строем, насаживая супостатов на копья и закрывшись щитами. Блин, да за всю битву у них даже серьезных раненых не было, а завалили они больше всех! Завалили бы еще больше, если бы перед их копьями не мелькали эти горские «лыцари», уныло отбивающиеся от насевших на них шакальих стай.
Поскольку пираты особых лыцарских правил не придерживались, то на каждого «лыцаря» навалился чуть ли не десяток. Исход был вполне понятен. Если бы мы вовремя не ударили в тыл, внеся смятение во вражеские ряды, они бы не только сами погибли, но еще и, отступая, разрушили бы строй «забритых». Но мы ударили. Враги сбавили напор. Гит’евек пропел команду, и фланговые оикия мощными кулаками двинулись вперед, давя пиратскую толпу и сгребая ее в мешок. Те, почувствовав себя в окружении, бросились бежать. Вот тут бы нам и понадобился десяток горских вояк. Они одним своим видом задавили бы любые остатки сопротивления. Увы, их не было. А наша двадцатка просто физически не могла удержать всех разбегающихся.