….Ага, – пусть археологи будущего, поломают головы над тем, чтобы это значило. Будет им над чем, на ученых спорах копья поломать. А моему, чересчур ретивому ученичку, – будет к чему руки приложить, чтобы шибко умным себе не воображал. И пусть не думает что от всех других шаманских дел, я его на это время освобожу! Пусть сволочь, по ночам работает. – …А мне, – будет приятная ностальгия о московских заборах.
…А может даже и хорошо, что Ундай всю эту бучу поднял. – Если ничего не получится, – свалю вину на всяких там безграмотных рисовальщиках. А чтобы не кому не было обидно, – свалю на обе стороны.
Да. – Мат и подлянки ученику, и будущим потомкам, это все-таки мощная магия. – Выматерился, напакостил, и вроде как даже полегчало. Вместо унылой тоски, в душе кипит какая-то радостная злоба. …Мне бы сейчас очередное нашествие аиотееков, очень бы даже не помешало, – чтобы было на ком эту злобу выместить.
…А еще я жрать хочу! – Несколько дней почитай ничего и не жрал, от тоски этой дебильной. Тоже мне, – шаман Великий, – разнюнился как гребанная институтка, о потерянной невинности.
…В самом подходящем настрое подошел к своему костру и рявкнул на Улоскат. – Ноль внимания. Кажись, в нашем семействе расспространилась эпидемия безумия, – у этой тоже шарики за ролики закатились.
Ну да, припоминаю о чем говорила Осакат, перед тем как начать со мной ругаться. – «Эта Твоя, забрала ребенка и из рук не выпускает. Своей титькой сухой кормить его пытается. А откуда у этой пустоцветки молоку то взяться?!?! …Вели Дебил, ей ребенка мне отдать, у меня молока на двоих хватит».
Разумное предложение. Только вот видать Улоскат, всю жизнь о своем ребеночке мечтавшая, заполучив нашего с Тишкой, – окончательно спятила. Решила, судя по всему, – что он ее, и отказывается из рук выпускать. Вон, с повязкой на башке сидит. – Это ее сестренка палкой промеж ушей приголубила, чтобы нормально сынишку моего покормить. Так и живут теперь, – три-четыре раза в день, – драка, как по расписанию. Только с боем и удается из рук этой ополоумевшей, младенца забрать, покормить, а потом она опять его выкрадывает, потому как сестренке за двоими детьми, мужем и мной, никак уследить не получается. …Сдается мне, – если я немедленно не вмешаюсь, – все эти не в меру ретивые родственники, мне ребенка угробят, так сказать в припадке излишнего чадолюбия!
– Дай сюда! – Рявкнул я вплотную подходя к старшей женушке, и требовательно протягивая руки.
Она бросила на меня затравленный взгляд, и попыталась поплотнее запихать ребенка куда-то под мышку, одновременно отворачиваясь от меня. – Точно. Совсем крыша съехала! Я пнуть ее куда-то по повернутому ко мне боку. …Чиста, чтобы кровь отхлынув от воспаленного мозга, к месту удара, ослабила давление на больную головушку….
Она охнула и заскулила как убиваемое животное, а я вдруг вспомнил Тишку и ее заигрывающе-удивленное, – «А почему ты меня не бьешь?». И весь пыл и злоба, – куда-то предательски испарились, а на их место приперся чертов стыд.
– «Потому что неокончательно одичал, и сохранил в себе крупицу интеллигенствующего Пети Иванова». – Таким бы был тогда правильный ответ на вопрос Тишки. – А сейчас значит уже Того…???? Докатился? …Ох грехи наши тяжкие!!!
– Дай. – Повторил я, уже совсем другим, – мягким и увещевающим тоном. – Никто его у тебя не заберет. Давай Улоскат, приди в себя! Ты же у меня разумная баба!!!
…Думаю не столько слова, сколько интонация сделали свое дело, и Улоскат, продолжая глядеть на меня недоверчиво и испуганно, отдала сверток из шкур, с младенцем внутри.
– Дай пожрать чего! – Приказал я ей, даже не столько потому что был голодный, а лишь бы убраться из под прицела ее жалобно-тоскливых глаз. Она вскочила, и начала суетиться возле костра, продолжая внимательно следить за тем что я делаю.
А что я делаю? – Будто я знаю что с младенцами делать! Я вон, и своего-то, в руках держу второй раз в жизни.
Сначала был ошалевшим от самого факта рождения у меня сына. Потом начались проблемы с Тишкой, потом этот ступор идиотский. И вот только сейчас, нормально могу посмотреть на, как это говорили в старину, – плод моих чресл.
…Мелкий какой-то плод. Если бы не упаковка, так чисто сурок или суслик, только лысый. Рожа красная, сморщенная какая-то.
Тут изучаемый объект раскрыл глаза, и я прибалдел. – Они были большие, как-то нереально голубые как у матери…, и такие же бестолковые.
…А вот несколько волосин на крохотной голове, – черные. – Это у него от меня!