— Я… я мало что знаю, — пробормотал он. — Они… да вы ведь, наверное, и сами слышали всякие слухи о вас? — он со страхом посмотрел на Моргана, как будто надеясь, что тот все-таки не слышал, но Морган поднял бровь.
— Да, я знаю слухи, Ричард, — вздохнул он. — Но ты-то им не веришь?
Ричард отчаянно замотал головой.
Морган в возбуждении хлопнул свою лошадь по шее, и животное вздрогнуло от неожиданности.
— Дьявол бы побрал их всех! Это именно то, чего я боялся! Дерри, ты помнишь, что я говорил тебе о Регентском Совете?
Дерри засмеялся и кивнул.
— Отлично, — обратился к нему Морган. — Ну, тогда как тебе понравится, если я предложу тебе пойти и постараться умиротворить Лордов Совета, а я пока улажу кое-что?
— Но вы же не собираетесь задерживаться, сэр?
Морган расхохотался и хлопнул его по плечу.
— Дерри, мальчик! Мне нравится, как ты мыслишь. Напомни мне, чтобы я подумал о достойной награде для тебя.
— Да, сэр.
Морган повернулся к Ричарду, вручая ему поводья и шлем.
— Ричард, ты посмотришь за нашими лошадьми и одеждой?
— Конечно, милорд, — ответил слуга, с удивлением глядя на двух смеющихся людей, — но будьте осторожны оба, сэр.
Морган кивнул с благодарностью и решительно направился вверх по ступеням. Дерри последовал за ним.
Лестница и вход были заполнены дворянами и их женами в роскошных нарядах. Морган опять забеспокоился, что он выглядит среди них настоящим бродягой в своей грязной дорожной одежде. Однако вскоре ему стало ясно, что одежда в этой ситуации ничего не значит. Когда он проходил, все разговоры моментально прекращались, особенно среди женщин, и все взгляды обращались на него, а когда он возвращал взгляды со своей обычной улыбкой и поклоном, женщины отшатывались в испуге, а руки мужчин тянулись поближе к оружию.
Теперь он все понял. Несмотря на долгое отсутствие, его узнавали и связывали с ним дикие слухи о Дерини. Кто-то хорошо поработал, чтобы запачкать его имя. Эти люди действительно верят, что он злой колдун Дерини из легенд!
Отлично. Пусть смотрят. Он будет играть. Если они желают увидеть вкрадчивого, самоуверенного, смутно угрожающего Лорда Дерини в действии, он должен их удовлетворить!
Морган остановился перед дверью, чтобы стряхнуть пыль с одежды и придать себе соответствующий вид. Он поправил одежду так, чтобы его меч и кольчуга зловеще сверкали из-под плаща, а его волосы блестели, как полированное золото при свете солнца. Его вид должен производить впечатление.
Когда ему показалось, что желаемый результат достигнут, он еще раз оглядел себя, а затем повернулся на каблуках, как шаловливый мальчишка, и вошел в холл. За ним, как внимательная голубая тень, проскользнул Дерри. Под копной густых темно-каштановых волос блестели глаза.
Холл был огромен. Он и должен быть таким, так как Брион был великим королем, имел много вассалов и содержал огромный двор.
Высокий потолок холла поддерживали огромные дубовые балки, на которых висели шелковые боевые знамена, знаменующие собой союз Одиннадцати Королевств, сформировавшийся за двадцать пять лет правления Бриона. Знамена Картмора и Кассана, Керни и Келдыш-Райдинга, Свободного Порта Конкардина, Протектората Меары, Хаувица, Ланнеда, Коннейта, Хорта Орсаля, епископальные знамена духовных лордов всех Одиннадцати Королевств — все они свисали здесь с дубовых балок, мерцая шелковыми и золотыми надписями и символами в неровном свете, исходящем от фонарей и трех огромных очагов, обогревающих холл.
Гобелены на стенах соперничали блеском и роскошью с боевыми знаменами. А над главным очагом поблескивал в складках малинового бархата Золотой Лев Гвинеда.
Ярко-красный лев, стоящий на задних лапах, — геральдический герб Халдана — висел на панели над очагом. Но на геральдическом жаргоне невозможно было описать исключительное мастерство ремесленников и ювелиров, которое отличало это творение.
Сама панель была установлена еще за пятьдесят лет до Бриона его дедом, королем Мелькольмом. Времена были трудные, и прошло почти три года, пока искусные ремесленники Келдыш-Райдинга завершили свою работу. И затем прошло еще пять лет, в течение которых мастера по золоту и драгоценностям из Конкардина делали свое дело. И только отец Бриона, Дональд, смог, наконец, повесить это исключительное произведение искусства в главный холл.