Однако вражда Дженаны с Морганом началась еще до этой исторической битвы.
Когда Брион впервые привел медноволосую красавицу принцессу домой, Морган радовался со всем Гвинедом. Молодая королева вскружила ему голову, как и всем молодым людям при дворе. Морган обожал ее со всей юношеской пылкостью и страстью: Дженана принесла с собой новое веселье и роскошь в королевский дворец Ремута.
Затем пришел день, когда король случайно проговорился, что Морган наполовину Дерини. Лицо Дженаны смертельно побледнело. А после этого началась война, исход которой мог оказаться роковым, война с Марлуком.
Он все еще хорошо помнил тот день — хотя прошло уже пятнадцать лет, — когда он и Брион, вне себя от радости после победы над Марлуком, ехали назад в Ремут во главе торжествующей армии.
Он помнил, как Брион гордился Морганом, которому только что исполнилось четырнадцать лет, как они вбежали в покои Дженаны, громогласно хвастаясь своей победой, и он помнит ее ужас и отчаяние, когда она поняла, что ее муж сохранил престол и одержал победу при помощи магии Дерини.
Сразу же после этого Дженана отправилась в паломничество на два месяца и добровольно заточила себя в аббатстве Святого Жиля близ Женрис Меер. Затем она и Брион вроде бы примирились, она снова вернулась в Ремут, но Моргана она старалась избегать. И когда на следующий год родился Келсон, она совершенно недвусмысленно дала понять, что не хочет иметь ничего общего с юным лордом Дерини.
Ее решение, конечно, не повлияло на положение Моргана при дворе. Его дружба с Брионом оставалась крепкой, и к радости Бриона он принял активное участие в обучении Келсона.
Постепенно Брион и Морган поняли, что все попытки примирения с Дженаной обречены на провал. И по истечении нескольких лет Брион привык к этому факту, к тому, что его обожаемая королева ненавидит его самого лучшего друга, того, кому он доверял больше всех.
Теперь Морган никогда не встречался с королевой, за исключением официальных приемов. И эти редкие встречи проходили в непрерывных словесных поединках и уколах, язвительных замечаниях, упреках. Зная женщин, Морган понимал, что такое положение вряд ли когда-нибудь изменится и что отношения между ними не наладятся.
Скрип шагов по гравию разорвал тишину сада. Морган оглянулся, а затем выскользнул из зарослей, где сидел в ожидании. Келсон и Кевин уже обогнули клумбу на главной аллее и остановились у летнего домика.
Келсон был в одежде ярко-красных королевских цветов. Его лицо, над воротником из чернобурой лисы, было сумрачным, напряженным, сосредоточенным. Он подрос за те месяцы, пока Морган его не видел, а его тренированный глаз различил кольчугу под роскошной шелковой туникой Келсона. Одна черная креповая повязка была на рукаве, чуть повыше локтя, а другая свисала с пояса.
Больше всего в Келсоне Моргана поразило сходство с Брионом: он смотрел на Келсона и видел Бриона, видел большие серые глаза под черным бархатом прямых волос, величественную посадку гордой головы, непринужденность, с которой Келсон носил королевскую одежду. Он заметил кажущуюся хрупкость худощавого тела, вспомнил стальные мышцы, которые скрывала она, вспомнил часы, долгие часы тренировок с оружием.
Это был Брион — Серые смеющиеся глаза, Брион — Разящий меч, Брион — Задумчивый разум. Морган обучал его скакать и фехтовать, выполнять все королевские церемонии, даже учил ходить. И вот теперь он смотрел на него, и в нем путались Келсон и Брион, светлый и темный.
Теперь перед ним Келсон. И Брион, который просит своего ближайшего друга поклясться, что мальчик всегда будет иметь защитника, если с ним что-нибудь случится.
Брион всего за несколько месяцев до смерти доверил ему ключ от своей божественной силы и могущества, и вот теперь перед ним — его сын.
Келсон неуверенно опустил глаза. Ему хотелось подбежать к Моргану, как это он делал будучи ребенком, обхватить его руками, излить ему всю боль, весь ужас, все кошмары этих последних двух недель, позволить Моргану успокоить себя, успокоить взбудораженный разум с помощью магии Дерини. Он всегда чувствовал себя в безопасности рядом с Морганом. Если бы он только мог… Но он не мог.
Он стал мужчиной, или считалось, что стал им, и более того — он Король. Может быть, Морган поможет ему выжить в этом кошмаре!
Сухо, чувствуя неловкость своей новой роли, Келсон поднял глаза и встретил взгляд друга отца, своего друга.
— Морган? — он кивнул, пытаясь выглядеть более уверенным, чем был на самом деле.
Морган улыбнулся медленной, все понимающей улыбкой и спокойно пошел к нему. Он хотел встать на колени, как этого требовал этикет, но чувствовал, что мальчика это стеснит, и решил просто поздороваться.