И вот этот день настал.
Мэйпс вернула крис в ножны и тихо сказала:
– Госпожа, это нефиксированный клинок. Храни его всегда возле себя. Неделя вдали от тела – и он начнет разлагаться. Он твой, этот зуб Шаи-Хулуда, твой… до твоей смерти.
Джессика протянула руку и рискнула пойти ва-банк:
– Мэйпс, ты убрала в ножны клинок, не вкусивший крови!
Вздрогнув, Мэйпс уронила клинок в руку Джессики и, рывком распахнув на груди свое бурое одеяние, воскликнула:
– Возьми воду моей жизни!
Джессика вытянула клинок из ножен. Как он сверкает! Она повернула его острием к Мэйпс и увидела, что той овладел страх больший, чем страх смерти.
«Острие отравлено?» – подумала Джессика. Она подняла нож, провела им над левой грудью Мэйпс небольшую царапинку. Порез сразу и обильно набух кровью, но красная струйка остановилась почти сразу.
«Сверхбыстрая коагуляция, – отметила Джессика. – Видимо, влагосберегающая мутация…»
Она вложила клинок в ножны, приказала:
– Застегнись, Мэйпс.
Мэйпс подчинилась, дрожа. Ее лишенные белого цвета – сплошь синева – глаза не мигая смотрели на Джессику.
– Ты – наша, – бормотала она, – ты – Она…
Со стороны вестибюля снова донесся грохот разгружаемых ящиков. Мэйпс быстро подхватила вложенный в ножны крис и спрятала его в одеянии Джессики.
– Кто увидит этот нож, тот должен быть очищен или убит! – прошептала она. – Ты знаешь это, госпожа!
«Теперь знаю», – подумала Джессика. Грузчики и их начальники ушли, не заглянув в большой зал.
Мэйпс овладела наконец собой и сказала:
– Тот, кто увидел крис и не был очищен, не должен живым покинуть Арракис. Никогда не забывай этого, госпожа. – Мэйпс глубоко вздохнула. – Теперь же дело должно идти своим путем. Ускорить события невозможно… – Она взглянула на штабеля ящиков и груды вещей вокруг. – Пока у нас найдется довольно работы и здесь.
Джессика колебалась. Дело должно идти своим путем? Но это же специфическое выражение из ритуальных формул Миссионарии Протектива, и означает оно «Приход Преподобной Матери, которая освободит вас».
«Но я же не Преподобная Мать! – Но тут Джессику поразило то, что вытекало из фразы Мэйпс. – Преподобная Мать! Они привили здесь эту легенду! Значит, Арракис – в самом деле страшное место!..»
А Мэйпс как ни в чем не бывало спросила:
– С чего прикажете начать, миледи?
Джессика инстинктивно поняла, что должна ответить так же спокойно, словно между ними не произошло ничего:
– Вот этот портрет Старого Герцога надо повесить в Обеденном зале. А голова быка должна быть повешена на противоположной от него стене.
Мэйпс подошла к бычьей голове.
– Какой же, должно быть, это был большой зверь – при такой-то голове, – сказала она и наклонилась поближе. – Только, наверное, сначала мне придется почистить ее, миледи.
– Не надо.
– Но тут на рогах грязь, прямо комками.
– Это не грязь, Мэйпс. Это кровь отца нашего герцога. Рога покрыты прозрачным фиксатором через несколько часов после того, как этот зверь убил Старого Герцога.
Мэйпс выпрямилась.
– Ах, вот как.
– Это просто кровь, – пояснила Джессика. – Да еще и старая кровь. Возьми кого-нибудь себе в помощь: эти ужасные вещи довольно тяжелы.
– Вы полагаете, кровь может меня обеспокоить? – еле заметно усмехнулась Мэйпс. – Я из Пустыни, и крови видела предостаточно.
– Да… могу поверить, – пробормотала Джессика.
– Притом часть этой крови была моей собственной, – продолжила Мэйпс. – И ее было куда больше, чем выпустили вы из этой маленькой царапинки!
– Ты бы хотела, чтобы я резанула поглубже?
– Ах, нет! К чему расточать зря воду тела? Все вы сделали правильно.
И Джессика, уловив ее интонацию, отметила глубокое значение слов «вода тела». Снова огромное значение воды на Арракисе вызвало в ней чувство подавленности.
– На какие именно стены повесить каждое из этих украшений, миледи? – спросила Мэйпс.
Какая она педантичная, эта Мэйпс, подумала Джессика и махнула рукой:
– На твое усмотрение, Мэйпс. Особого значение это не имеет.
– Как скажете, миледи. – Мэйпс нагнулась и принялась снимать с бычьей головы остатки обертки и бечевку. – Убил, значит, старого-то герцога, малыш? – почти пропела она, обращаясь к голове.
– Позвать тебе на помощь грузчика? – спросила Джессика.
– Я справлюсь сама, миледи.
Да, она справится. Этого у нее не отнимешь: стремление справиться с чем угодно.