– И что же это за сообщение?
– Обрывок сообщения, милорд. Обрывок микрофильма, снабженного, как обычно, капсулой самоуничтожения. Мы сумели нейтрализовать воздействие кислоты незадолго до полного уничтожения информации – остался лишь фрагмент. Но фрагмент очень существенный.
– Да?
Хават потер губу:
– Он гласит: «…его никогда не заподозрит, и когда удар обрушится на него, довольно будет и того, что нанесет его рука любимого человека». Кассета была опечатана личной печатью барона, и я удостоверился в ее подлинности.
– Твое подозрение очевидно, – сказал герцог, и голос его стал ледяным.
– Я бы лучше отрубил себе руки, чем так расстраивать вас, – сказал Хават. – Милорд, а что, если…
– Леди Джессика, – сказал Лето и почувствовал, как быстро разгорается гнев. – А вы что, не сумели выбить факты из этого Парди?
– К сожалению, когда мы перехватили курьера, Парди уже не было в живых. А курьер, я уверен, просто не знал, что несет.
– Понятно.
Лето покачал головой: «Какая гнусность. Конечно, тут все подстроено – я-то знаю свою женщину».
– Милорд, если…
– Нет! – рявкнул герцог. – Здесь ошибка.
– Мы не можем этого игнорировать, милорд.
– Она со мной шестнадцать лет! Бессчетные возможности были для… Ты сам проверял и школу, и ее саму!
Хават горько проговорил:
– Кое-что ведь от меня уже ускользнуло…
– Это невозможно, я тебе говорю! Харконнены хотят уничтожить род Атрейдесов – имея в виду и Пауля. Один раз они уже попытались. Может ли женщина строить заговоры против собственного сына?
– Возможно, против сына она заговоров не строит. И вчерашняя попытка могла быть ловким обманом.
– Нет, не могла!
– Сир, предполагается, что она не знает, кто ее родители, но что, если знает? Что, если, допустим, она сирота и виновны в этом Атрейдесы?
– Она бы ударила давным-давно. Яд, подсыпанный в мой бокал… удар стилета ночью. У кого было больше возможностей?
– Харконнены хотят уничтожить вас, милорд. Им недостаточно просто убить. В канли имеется ряд тонких различий. Представьте, что это не просто вендетта, а вендетта-шедевр, своего рода произведение искусства?..
Плечи герцога тяжело опустились. Он закрыл глаза, разом почувствовав себя постаревшим и безмерно усталым. «Этого просто не может быть. Она открыла мне свое сердце».
– Есть ли лучший способ уничтожить меня, чем посеять во мне подозрения к женщине, которую я люблю?
– Такую вероятность я рассматривал, – сказал Хават. – Но…
Герцог открыл глаза и посмотрел на Хавата.
«Пусть подозревает. Подозрение – его профессия. Может быть, притворившись, что верю в это, я сделаю врага менее осторожным…»
– Что ты предлагаешь? – прошептал герцог.
– Сейчас – непрерывное наблюдение, милорд. За ней нужно следить постоянно. Я постараюсь, чтобы это было сделано ненавязчиво. Для такой работы лучше всего подошел бы Айдахо. Мы могли бы, наверное, в течение недели вернуть его. Мы готовили одного молодого человека из отряда Айдахо – он идеально подходит, чтобы направить его к фрименам на замену Айдахо. Прирожденный дипломат.
– Только чтобы это не вредило нашим отношениям с фрименами.
– Разумеется, сир.
– А что насчет Пауля?
– Можно предупредить доктора Юйэ – пусть присмотрит…
Лето уже повернулся к Хавату спиной.
– Оставляю это на твое усмотрение.
– Я буду осторожен, милорд.
«Хоть на это можно рассчитывать», – подумал Лето и сказал:
– Пойду прогуляюсь. Если я тебе понадоблюсь – я не собираюсь выходить за территорию дворца. Охрану можешь…
– Милорд, прежде чем вы уйдете, – у меня есть ролик, который мог бы вас заинтересовать. Это анализ фрименской религии в первом приближении. Помните, вы просили меня доложить об этом.
Герцог остановился и, не оборачиваясь, досадливо спросил:
– А подождать это не может?
– Разумеется, милорд. Вы спрашивали, что они выкрикивали. Это было слово «Махди!» И обращено оно было к молодому господину. Когда они…
– К Паулю?
– Да, милорд. У них тут есть легенда, пророчество, что к ним придет вождь, сын женщины из Бене Гессерит, который поведет их к подлинной свободе. Легенда следует обычному мессианскому образцу.
– Они думают, что Пауль и есть этот… этот…
– Они только надеются, милорд. – Хават протянул ему капсулу.
Герцог взял ее и засунул в карман: